Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома - Джон Болтон

агента, которого освободили после разговора Трампа с Нетаньяху, вопрос об отмене санкций США против российского олигарха Олега Дерипаски (что было сделано в начале апреля), «Хуавей», последствия для торговых переговоров с Китаем, личные юридические трудности Трампа и прочее. Нет, конечно же я не пытался оспаривать данные Президенту по Конституции полномочия расставлять приоритеты среди конфликтующих обязанностей исполнительной власти, таких как обеспечение правопорядка и национальная безопасность, но… Но, в лихорадочной атмосфере Вашингтона, вызванной обвинениями в сговоре с Россией, было нетрудно увидеть, как все это будет характеризоваться с политической точки зрения. Скрывалось ли под поверхностью что-то еще более тревожное, никто из нас не знал. Чиполлоне ранее не проводил брифингов по этим вопросам, и он был явно ошеломлен подходом Трампа к правоохранительным органам — вернее отсутствием подхода.

Еще раньше, 10 декабря, после высказываний Трампа на рождественской вечеринке о «Хуавей» и уйгурах, я поговорил с Помпео об этих проблемах, а также по вопросам урегулирования некоторых личных юридических вопросов Трампа. Его образ действий выглядел как препятствование правосудию — что было образом жизни, который мы не могли принять. Более того, снисхождение к китайским фирмам, нарушающим санкции США, обманывающим наши компании или ставящим под угрозу нашу телекоммуникационную инфраструктуру, можно охарактеризовать только как умиротворение наших противников, что полностью противоречит нашим интересам. Мы блуждали рядом с территорией страны под названием «отставка», говорил я и Помпео соглашался. Писать заявление «по собственному желанию» было может и рановато, но уже горели тревожные лампочки.

3 мая Трамп позвонил Путину. Почему-то он решил, что Путин “умирал” от желания поговорить с ним. На самом деле “умирал” от желания поговорить Трамп — у него не было реального разговора с Путиным с тех пор, как инцидент в Керченском проливе вынудил отменить их двустороннюю встречу в Буэнос-Айресе на саммите G20. Тогда Трамп объявил, что предметные встречи отменяются пока не будут освобождены украинские корабли и экипажи, но его звонок бесцеремонно отменил этот мораторий. Они кратко обсудили Украину, но без особого эффекта. Путин поинтересовался, вернет ли Игорь Коломойский свои украинские активы, учитывая его финансовую поддержку успешной кампании Зеленского. Зеленский, по словам Путина, был довольно хорошо известен в России благодаря своей телевизионной карьере, и у него там было много знакомств. Однако, как добавил Путин, ему еще предстоит проявить себя. Он сказал, что еще не разговаривал с Зеленским, потому что он еще не был президентом, и потому что окончательного результата еще не было. Имел ли Путин в виду судьбу существующей Рады или Зеленский назначит досрочные парламентские выборы, было неясно.

8 мая темпы событий на Украине начали ускоряться. Примерно в 13:45 Трамп вызвал меня в Овальный кабинет. Там уже была «сицилийская мафия» в полном составе — Джулиани, Малвани, Чиполлоне и, как я помню, кто-то еще. Говорили об Украине. Джулиани собирался встретиться с Зеленским, чтобы обсудить проводимое его страной расследование — его интересовали попытки Хиллари Клинтон повлиять на кампанию 2016 года, что-нибудь, связанное с Хантером Байденом и выборами 2020 года, а лучше, и то, и другое. Раньше я не обращал внимания на эти слухи — они всегда казались мне слишком неконкретными и запутанными. Даже после того, как они стали достоянием общественности, я с трудом мог отделить реальные ниточки от множества конспирологических теорий. Трамп ясно дал понять, что я должен позвонить Зеленскому и добиться чтобы он принял Джулиани в Киеве на следующей неделе. Джулиани клялся, что он не был вовлечен ни в какой конфликт интересов между клиентами, во что мне было трудно поверить, но я все еще надеялся избежать неразберихи. Увольнение Йованович уже попало в прессу, и визит Джулиани в Украину, несомненно, найдет свое отражение и там. А Джулиани продолжал — он сказал, что охотился за чиновником Госдепартамента по фамилии Кент, который, якобы, был в сговоре с Джорджем Соросом и очень враждебно относился к Трампу. Я уже слышал от него это имя, но не знал таких подробностей.

Меня отпустили минут через десять. Я был счастлив сбежать и вернуться в свой офис. Нет, я не стал звонить Зеленскому, надеясь, что все это окажется нелепым сном. Едва я устроился за столом, как ворвались Джон Салливан и Марк Шорт, заявив, что Трамп отправил их с еженедельного торгового совещания в комнате Рузвельта, чтобы поговорить о Кенте. (Я нашел эти еженедельные торговые собрания настолько хаотичными, что обычно отправлял вместо себя Купперману. Нет, он не заслуживал такого наказания, но жизнь тяжела). Салливан не лучше моего знал, кто такой Кент. Шорт, который просто показывал ему, где находится мой кабинет, сразу ушел, а я рассказал Салливану о последнем разговоре по Украине и попросил его поговорить с Помпео как можно скорее. Помпео должен был вернуться в Вашингтон к девяти утра следующего дня, и Салливан сказал, что сразу по прибытии он ему все передаст.

Вопрос о поездке Джулиани на Украину просачивался в течение нескольких дней без четкого решения. Чиполлоне и Айзенберг пришли ко мне 10 мая, когда увольнение Йованович получило больше освещения в средствах массовой информации (хотя основные издания проявили мало интереса), а сам Джулиани привлек к себе изрядное внимание. В интервью «Нью-Йорк таймс», опубликованном в печати в то утро, цитировались его слова:

“Мы не вмешиваемся в выборы, мы вмешиваемся в расследование, на которое у нас есть право… В этом нет ничего противозаконного… Кто-то может сказать, что это неприлично. И это не внешняя политика — я прошу их провести расследование, которое они уже проводят и которое другие люди советуют им прекратить. И я собираюсь объяснить им причины, по которым они не должны останавливать это, потому что эта информация будет очень, очень полезна моему клиенту и может оказаться полезной моему правительству.”

Мы трое согласились, что Джулиани нельзя пускать на Украину, но шумиха также сделала неясным, кто из администрации Трампа может присутствовать на инаугурации Зеленского, учитывая негативную огласку, которую она может получить.

Таким образом, участие Пенса выглядело сомнительным и сложным, поскольку точная дата инаугурации все еще не была установлена. Посольство в Киеве было весьма удивлено 16 мая, узнав, что Рада Украины выбрала 20 мая, что не оставило нам много времени, чтобы проверить расписание и выбрать делегацию США. К тому времени Трамп забраковал кандидатуру Пенса, а Помпео отказался от этой честии сам. К концу дня 16 мая решили отправить министра энергетики Рика Перри — это можно было объяснить значительными энергетическими проблемами Украина и важностью сотрудничества с Киевым перед лицом эксплуатации Москвой