Неуязвимых не существует - Николай Басов

Дверь, разумеется, стояла на своем месте, и я полагал, что она так же хорошо сработает, насколько надежно смотрелась, встретив меня.

Дверь моей квартиры, в которой я жил с Валентой уже скоро восемь лет, была сварена из пятимиллиметровой стали, усилена разного рода ребрами прочности, снабжена защитой от взрезания, блокировкой от пролома и каскадом замков последовательной сложности. Вероятно, многих моих гостей, а я любил одно время приглашать к себе самых разных людей, хотя и преимущественно из нашего учреждения, удивляло, что это сооружение изрядно скрипит при открывании.

Но этот скрип был не просто так. Вообще-то он должен был усыплять бдительность незваных взломщиков, потому что каждому становилось ясно, стоило ему только разок пройти этой дверью, и любая попытка незаметного проникновения оповестит о себе звуком, прорывающимся даже сквозь сон. Вообще-то, над тембром, высотой и громкостью этого скрипа я немало поработал, но удался он на славу, никому и в голову не приходило, что он искусственный.

А отключался он автоматически, стоило в нужном месте продавить неощутимую, неопределяемую даже ментатами микрокнопку, которая имела выводы не только снаружи, в коридор, но и внутри. Ее-то я первую и нажал, чтобы скрип не сдал меня тем, кто находился в квартире. Потом я нашел под толстой синтетической кожей, обивающей пресловутую сталь, еще одну кнопочку, надавил на нее, она отвечала за бесшумное срабатывание всех замков и затворов, которые делали эту дверь даже на взгляд специалистов почти неприступной. И лишь потом привычным движением пальца я отсигналил на третьем устройстве, которое не только считывало порядок нажатий, силу и последовательность, но и проверяло сетчатку моего глаза, так что даже Валенте этот трюк не удался бы.

Вообще, сочинять такой способ открывания ворот в свою крепость было небезопасно, чего уж лукавить. Слишком многие могли его считать из моего сознания, а я бы даже ничего и не почувствовал, не заподозрил и не узнал, пока в ночную пору не обнаружил бы в своей спальне некую фигуру со сложными намерениями… Но возможность попасть в дом даже без ключа, в любом качестве и практически бесшумно всегда казалась мне важнее, чем опасность несанкционированного влома. Кроме того, я сделал действительно головоломный код, который сам же успешно забывал, вспоминая ментальную программу только в нужной ситуации, вот как сейчас, например.

Так или иначе, но этот способ отлично сработал, и я попал к себе в дом, не подняв ни малейшей тревоги среди тех, кто ее не заслуживал. Ригели замков отодвинулись так тихо, что даже я не услышал ни одного щелчка, скрип, конечно, не проявил себя ни малейшим намеком, я открыл створку на тридцать сантиметров, хотя мог бы открыть и на метр, протиснулся в прихожую и закрыл дверь за собой, чтобы ни у кого не возникало никаких сомнений, если кто-либо вздумает все-таки пройтись по нашему коридору.

Конечно, я опасался другой сигнализации, например, стоило создать разницу давления в коридоре и квартире, вывести ее на датчик, и никакие ухищрения с бесшумным открыванием мне не помогли бы, или установить светоуловитель перед входом, и лампы, горящие в коридоре, засвидетельствовали бы мое появление с неумолимостью восхода Солнца, но все, кажется, обошлось. Мои противники, кажется, решили положиться на наиболее простые решения, вроде скрипа и замков, не заметив, что большую часть этих решений им подсунул я.

Голоса я разобрал сразу же, потому что еще до того, как в венткоробах взвел бластер, примостил на ухо аппарат для глухих, позволяющий не только слышать звуки практически любой силы, но и определять расстояние и весьма точно локализовать их источник. Поэтому стоило мне только щелкнуть включателем прибора, как я сразу понял, что слышу стоны Валенты и два голоса.

Но стоны, ауру боли и муки, запах пота, рвотной массы и крови я разобрал почти сразу, едва вошел. Кажется, я определил их ментально, а не физически. И с этим когда-нибудь придется разобраться, я не хотел быть так уязвим в ментальном плане. В общем, мне не составило труда определить – тут творилось что-то крайне нехорошее с Валентой. Пот и кровь, по крайней мере, были ее, это я тоже определил ментально и без труда, уж слишком хорошо знал, как следует ощущать мою жену.

А вот с голосами чужаков я повозился изрядно, стоял истуканом почти полминуты, пока не понял, что имею дело с Карпиной, той самой палачкой Нетопыря, о которой иные люди, умеющие в одиночку ходить на самых страшных противников, боялись заговорить лишний раз. И приснопамятным Лапиным-сыном. Ох и надоел он мне, хотя уголком сознания я и понимал, что он всего лишь выполняет свой долг. Вот эта свежая, оригинальная и чрезвычайно новая идея позволила мне успокоиться на его счет, и я пообещал себе, что грохну его без пыток.

Еще минут пять я стоял истуканом, чувствуя, что капли пота, выступившего от стонов Валенты, катятся по моей спине. Но мне гораздо важнее было проверить, нет ли еще кого-нибудь в квартире и не поддерживают ли мои незваные гости постоянный контакт с ребятами, засевшими в канализации, и не установлены ли в квартире пассивные микрофоны… Их я мог и не почувствовать, но манера поведения Карпины, ее слова, интонации неизбежно должны были подсказать мне, рассчитывает она на уединение или нет. Впрочем, даже после пяти минут проверок полной уверенности у меня не возникло, но на три четверти я был убежден, что микрофонов нет. Карпина, как многие патологические личности, не любила оставлять следов, а ее влияния на ситуацию, ее авторитета в группе и служебного контакта с Нетопырем хватило на разрешение не поддерживать микрофоны включенными. Разумеется, сейчас я был ей за это благодарен.

Потом я тряхнул правой рукой, снимая возможные напряжения, на случай, если стрелять придется действительно быстро, если я чего-то не понял, стоя в прихожей, набрал побольше воздуха в легкие, чтобы не отвлекаться на дыхание, и шагнул вперед. Собственно, идти было недалеко, метров десять, то есть двенадцать больших шагов. Что ни говори, а стандарты жизни несколько повысились даже в Московии за последние две сотни лет. Может, поэтому город, в котором проживало чуть менее тридцати миллионов жителей, занимал сотни этажей и уже практически не вмещался в Кольцевую дорогу, заложенную еще тогда, когда треть города составляли пустыри и свободный воздух.

Они меня не заметили, они трудились над пятью уровнями разнообразной аппаратуры, которая вся, без исключения, была подведена к Валенте, которая голая была помещена в специальное кресло, дающее доступ к любой части тела человека, ко всем его органам, при том, что он оставался связанным и, при желании, дезориентированным. Также, по мере надобности, можно было этому человеку устраивать купанья холодным воздухом или, наоборот, поджаривать ветром, словно бы дующим из самой пустыни, а можно было поддерживать такой комфорт, с которым не всякая подогреваемая водяная кровать могла сравниться.

Теперь мне стало ясно, что делали технари так долго в нашем доме, установить и задействовать это оборудование действительно стоило немалых трудов. Итак, они не сразу меня услышали, да и я не торопился. Я поднял бластер на уровень плеча, прицелился Лапину в затылок, хотя более быстрой и опасной из этой пары, несомненно, была Карпина. Потом я негромко, как мне показалось, даже призывно свистнул.