Дело об избиении младенцев - Михаил Карчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Из ревности?
— Нет. У Карташевского нет детей, они и объявили себя его духовными дочерьми. Точнее сказать, душеприказчицами. Вот с ними нам придется нелегко. Даже когда надо позвонить Владимиру Константиновичу, трубку сперва поднимает Галина Ивановна, но если она и соблаговолит позвать профессора, к телефону подходит не он, а одна из сестер-секретарш. Боюсь, придется импровизировать на месте. Давай-ка, на всякий случай, будем числить тебя зарубежной корреспонденткой. Скажем, журнала «Матэн». И еще. Надо, опять-таки на всякий случай прихватить с собой пирожных.
Пирожные были куплены. После этого, через три минуты нинина машина оказалась перед домом, в котором жил Карташевский.
Охранника внизу Нина почти не заметила. Юля сунула под нос аккредитационную карточку, на которой было выведено большими буквами: «Администрация Санкт-Петербурга». О том, что этот пропуск выдан не чиновнику, а всего лишь журналисту можно было прочесть чуть ниже. Однако охранник тотчас вернулся в свою каморку. Видимо, он был уверен — киллеры в этот подъезд не заглянут.
Девушки поднялись на третий этаж. Звонок в квартиру профессора обладал тонким, почти щенячьим голоском. Ждать, пока откроют, пришлось около минуты. Наконец, на пороге появилась пожилая дама в шелковом платье, помятом и давно не стиранном. На ее толстом, морщинистом лице читался навсегда заученный лозунг: «Я отдала свою жизнь великому человеку, а чего от него нужно вам»? Возможно, открыв рот, она сказала бы такие же трафаретные слова: «Что вам здесь нужно»? Но Юля не позволила ей это сделать.
— Галина Ивановна, добрый день. Что вам передал для меня Вадим Дмитриевич (позднее Нина узнала, что речь идет о пресс-секретаре губернатора, уволенного два месяца назад)?
— Ничего, а что он… — Растерялась Галина Ивановна. Но Юля не дала ей договорить.
— Черт возьми, ведь встреча с премьером уже завтра. Дай телефон, — обратилась она к Нине. Та, ничего не понимая, протянула ей трубу. Юля, под недоумевающим и испуганным взглядом хозяйки, настукала какой-то номер и быстро заговорила.
— Мы уже у профессора. Да, проинформируем его, как вы просили. Постараемся объяснить, что у города сейчас денег на Петергофский музей-заповедник нет. Надо ориентироваться на спонсоров. Думаю, все будет в порядке.
После этого она вернула трубу Нине и обратилась к Галине Ивановне, протянув ей коробку с «северными» пирожными.
— Поставьте, пожалуйста, чай через полчаса. Какой вешалкой можно воспользоваться?
Галина Ивановна, сделав просветленное лицо («ага, все понятно»), показала рукой на роскошные оленьи рога, а сама засеменила в сторону кухни с коробкой пирожных. «Два ноль в нашу пользу». — Шепнула Юля, быстро снимая куртку.
Они прошли по длинному, тускло освещенному коридору. Юля, видимо, заранее узнала у своих коллег планировку квартиры, поэтому двигалась уверенно. Они свернули дойдя до противоположной стены и вышли в небольшую комнатку. Впереди — дверь — вход в следующее помещение. По своей мощности она не уступала уличной. В комнате — два огромных шкафа, почти до потолка и стол. Вокруг стола сидели три женщины. Все они были в кофточках одинакового фасона, только разного цвета. Все три что-то писали, как показалось Нине, недоверчиво поглядывая друг на друга. «Вот они какие, три сестры», — с легким страхом отметила Нина.
Три сестры, три сестры, черно-бело-рыжей масти,
В том далеком краю, где не ходят поезда,
Три сестры, три сестры, разорвут тебя на части,
Сердце вверх, ноги вниз, остальное — что куда.
— Вспомнила Нина слова малоизвестной песни Бориса Гребенщикова. Судя по всему, эти бледные существа непонятного возраста, могли и вправду разорвать на части.
«Нельзя. Владимир Константинович сейчас работает».
«Нельзя. Владимир Константинович сейчас занят».
«Нельзя. Владимир Константинович сейчас спит».
Эти три фразы (несколько противоречащие друг другу) прозвучали одновременно, как залп из трех ружей.
Тут стушевалась даже Юля. Что бы ей не говорили про трех сестер, но опешила и она.
— Je ne comprends pas qu'est qu'elles veulent, cettes dame's folles. Quoi! Elles ne sont pas informees de ma visite?
Юля с удивление взглянула на Нину. Французский она почти не знала, но по нининой интонации и тому, как она интенсивно тыкала пальцем в направлении Трех Сестер, поняла смысл вопроса.
— Они не хотят нас пускать. Я не знаю почему.
— Какая удивительная страна. — Продолжала Нина. — Было послано два электронных письма и факс. Неужели их не предупредили, что у дочери Жака Ширака будет всего один вечер на пребывание в Петербурге? Неужели вся программа культурного сотрудничества сорвется из-за русского, как говорил ваш классик, golovotjaptstva.
— Это дочь Жака Ширака, — пояснила Юля, наконец, поняв нинину идею, — у нее, из-за нашей дурости, были проблемы на таможне, поэтому она очень сердита. Неужели вам ничего не сообщали?
— Нам не звонили, — растерялась одна из «сестер». Ее голос уже не напоминал голос древнего бессмертного чудища.
— Зачем звонить? В цивилизованных странах хватает одного электронного письма.
Между тем, Нина заметила на журнальном столике факс. Обнаружить прибор было непросто, ибо вокруг него возвышались бумажные горы, состоящие из пришедших ранее сообщений. Найдя нечто знакомое, она взяла листок в руки и возмущенно взглянула на трех сестер.
— Да. Это он. Почему меня никто не ждет?
Три сестры с ужасом взглянули на французский текст. Так люди смотрят на собственное уголовное дело.
— Почему вы не внесли этот документ в ваш регистрационный журнал? — Грозно спросила Юля. Кто у вас ответственный за его ведение?
Три сестры, не сговариваясь, бросились табунком на кухню, видимо консультироваться с Галиной Ивановной. «Молоток! — шепнула Юля. Быстрее».
— А они не ворвутся следом?
— Сначала они дозвонятся до Елисейского дворца, чтобы узнать, не находится ли сейчас дочь президента Франции в этой квартире. Кстати, что было в факсе?
— Сообщение из Гренобля о том, что его трехтомник о судьбе армии Конде на Украине вышел тиражом в 200 экземпляров.
— Вот здорово. Вперед!
Подлинные размеры огромной комнаты Карташевского были неразличимы из-за множества книжных шкафов. Два из них почти перегораживали комнату, деля ее на две половинки. Из второй, более дальней, где, видимо и находился профессор, раздавались какие-то непонятные звуки. Нина и Юля обогнули шкафы. Перед ними был широкий стол, заваленный томами и листами бумаги. За столом вполне смогли бы разместиться двенадцать присяжных заседателей. Сам профессор сидел в кресле. Он смотрел телевизор, точнее, как тотчас поняла Юля — видеомагнитофон. Это был сборник мультфильмов: «Том и Джерри». Владимир Константинович хохотал как дитя.