Зима мира - Кен Фоллетт

Мать возилась на кухне. Катерина была равнодушна к готовке и хозяйство вела без огонька, но отец Володи ее обожал. Когда-то, в 1914 году, в Санкт-Петербурге он спас ее от нежелательного внимания распоясавшегося полицейского – и с тех самых пор не переставал ее любить. Она и в сорок три года, на взгляд Володи, была еще красива, а в дипломатических поездках научилась одеваться более стильно, чем большинство русских женщин, – хотя она очень старалась не выглядеть по-европейски, в Москве это было серьезным нарушением приличий.

– Что у тебя с губами? – спросила она, когда он, здороваясь, поцеловал ее.

– Пустяки. – Володя почувствовал запах курицы. – У нас что, праздничный обед?

– Аня приведет своего молодого человека.

– Да? Он ее однокурсник?

– Вроде бы нет… Вообще-то я не знаю, чем он занимается.

Володя обрадовался. Сестру он очень любил, но понимал, что она не красавица. Она была низенькая, толстенькая и носила некрасивую одежду блеклых цветов. У нее было мало друзей среди мальчиков, и если кому-то она нравилась настолько, что он был готов прийти к ней домой, – это была хорошая новость.

Он прошел в свою комнату и снял пиджак. Потом вымыл руки и умылся. Губы выглядели уже почти нормально: Маркус ударил не очень сильно. Вытирая руки, он услышал голоса и понял, что Аня с молодым человеком уже пришли.

Он для удобства надел вязаный свитер и пошел на кухню. Аня сидела за столом рядом со щуплым крысомордым, которого Володя сразу узнал.

– Не может быть! – воскликнул он. – Ты!

Это был Илья Дворкин из НКВД, тот самый, что арестовал Ирину. Он уже не маскировался под рабочего, а был одет в нормальный темный костюм, и обувь тоже была приличная. Он в изумлении воззрился на Володю.

– Ну конечно – Пешков! – сказал он. – Я и не сообразил.

Володя повернулся к сестре.

– Только не говори, что это и есть твой молодой человек!

– А что такое? – жалобно сказала Аня.

– Мы с ним сегодня уже встречались, – сказал Володя. – Он провалил важную операцию разведки, потому что сунул нос куда не следовало.

– Я выполнял свою работу! – сказал Дворкин. И вытер нос рукавом.

– Ничего себе работа!

Ситуацию исправила Катерина.

– Дома – ни слова о работе! – заявила она. – Володя, пожалуйста, налей водки нашему гостю.

– А это обязательно? – сказал Володя.

Мамины глаза сердито блеснули.

– Обязательно.

– Ну ладно.

Он неохотно достал с полки бутылку. Аня вынула из буфета рюмки, и Володя разлил.

Катерина взяла рюмку и сказала:

– А теперь давайте начнем сначала. Илья, это мой сын Владимир, мы зовем его Володя. А это Анин друг Илья, он пришел к нам в гости. Пожмите друг другу руки.

Выбора у Володи не было, пришлось пожать руку.

Катерина поставила на стол закуски: копченую рыбу, маринованные огурцы, нарезанную колбасу.

– Летом мы еще едим салат, который я выращиваю на даче, но в это время года уже, конечно, ничего нет, – сказала она извиняющимся тоном. Володя понял, что она хочет произвести на Илью хорошее впечатление. Неужели его мать действительно хочет, чтобы Аня вышла замуж за этого негодяя? Должно быть, так и есть.

Вошел Григорий в военной форме. Он так и сиял и, унюхав курицу, потирал руки. Ему было сорок семь, и был он румян и тучен; трудно было представить себе, что в семнадцатом году он штурмовал Зимний дворец. Должно быть, тогда он был более худым.

Он нежно поцеловал жену. Володя подумал, что мать принимает неприкрытую страстность отца, на самом деле не отвечая взаимностью. Она улыбалась, когда он шлепал ее по заду, прижималась к нему, когда он ее обнимал, и целовала его всякий раз, когда ему этого хотелось, но никогда – по собственному желанию. Она хорошо к нему относилась, уважала его и, видимо, была с ним счастлива в браке – но было ясно, что никогда она не сгорала от страсти. Володя подумал, что лично он хотел бы от брака большего.

Для него это был вопрос гипотетический: Володя с десяток раз заводил ненадолго отношения с девушками, но той, на ком захотел бы жениться, еще не встретил.

Володя налил отцу, и тот с удовольствием опрокинул рюмку, заел рыбкой.

– Ну так что, Илья, чем ты занимаешься?

– Я работаю в НКВД, – сказал Илья с гордостью.

– Да? Как хорошо иметь отношение к такой организации!

Володя подозревал, что на самом деле Григорий так не считает, он просто старался вести себя радушно. А самому Володе казалось, что привечать этого Илью семье как раз не стоит, а стоит надеяться, что он отступится. Он сказал:

– Отец, а когда весь мир вслед за Советским Союзом примет коммунистическую систему, то тайной полиции больше не будет, и НКВД можно будет упразднить.

Григорий решил не обсуждать эту тему всерьез.

– Тогда полиции вообще не будет! – весело воскликнул он. – Не будет преступников, судов, тюрем. Не будет контрразведки, потому что не будет шпионов. И армии тоже, потому что у нас не останется врагов! Чем же мы тогда будем зарабатывать на жизнь? – И он от души расхохотался. – Однако это будет, наверное, еще не так-то скоро.

Илья посмотрел с подозрением, словно почувствовал в сказанном какой-то подвох, но не мог определить, в чем именно он заключается.

Катерина поставила на стол тарелку с черным хлебом и пять мисок горячего борща, и все принялись за еду.

– Когда я мальчишкой жил в деревне, – сказал Григорий, – моя мать всю зиму собирала овощные очистки, яблочные сердцевинки, снятые с капусты верхние листья, обрезки лука с корешками, ну и все такое, в большую старую бочку за домом, где все это лежало на морозе. А потом, весной, когда снег таял, она из всего этого делала борщ. Вот, чтоб вы знали, что такое борщ на самом деле. А вы, молодые, не понимаете, как вам хорошо живется.

В дверь постучали. Григорий нахмурился: он никого не ждал. Но Катерина сказала:

– Ах, я и забыла! Должно быть, это дочка Константина.

– Неужели Зоя Воротынцева? Дочка акушерки Магды?

– Я помню Зою, – сказал Володя. – Такая худенькая девочка со светлыми косичками, завязанными в колечки.

– Ну, теперь-то она не девочка, – сказала Катерина. – Ей двадцать четыре года, и она занимается наукой. – Она встала и направилась к двери.

– Мы ее не видели с тех пор, как умерла ее мать, – нахмурился Григорий. – Почему она вдруг о нас вспомнила?

– Она хочет с тобой поговорить, – ответила Катерина.

– Со мной? О чем?

– О физике. – И Катерина вышла.

– В семнадцатом году, – с гордостью сказал Григорий, – мы с ее отцом Константином были депутатами Петроградского Совета. Это мы написали знаменитый приказ номер один! – Его лицо омрачилось. – Так жаль, что он умер сразу после Гражданской войны.