Авантюрист - Роман Терехов

Времени на превращение группы строений в неприступную крепость враг предоставил неприлично много. Вот, пользуясь отсутствием сквернавских стрелков, на проходимой части склона возникли два ряда связанных на скорую руку рогаток. Этим мы еще раз сказали, что уходить не собираемся.

Стрелки, расчеты крепостных ружей и картечницы надежно укрыты от вражеских пуль. Всякий солдат знает свое место, свой маневр, обеспечен всем необходимым и полон решимости взять сторицей за погибших на тракте товарищей. Рассчитаться за ужасные дни рабства. Устроить лютый разгром подлому нанимателю.

Наконец, деловито спокоен и сосредоточен «штандартенфюрер» Белов. Чувствуется, как Буян, Молчун и вся старая гвардия, что называется, уперлись рогом в новоявленную твердыню. Будут зубами держаться. Городецкий, похоже, вмазав для запаха из трофейных запасов, бил копытом в оккупированном «пентхаусе». Но уже не от того, что ему в рукопашный бой со второго этажа ходить несподручно, а переполненный решимостью похоронить в русле горного ручья всех наличных сквернавцев и «плюс двадцать процентов бесплатно!». Смешно сказать, но пан Самуил заявил мне, что участвует в самой блистательной операции в своей военной карьере. И, мол, по его авторитетному мнению, противник способен выбить нас с этой позиции лишь ценой полной потери боеспособности всех своих отрядов. То есть, даже если остаткам батальона суждено здесь лечь костьми, мы уже совершили больше возможного, поскольку запланированный захват ущелья Рока будет отложен на неопределенный срок. Следовательно, подготовленный грымскими военными удар в спину экспедиционного корпуса Армии Освобождения обернулся «пшиком».

Война войной, а обед по расписанию. После каши с мясом все замерли на боевых постах, а я в компании дукарского каптенармуса Самсона Ковальского лихорадочно перекачивал энергию из артиллерийских камней в опустевшие ружейные гамионы. Ковальский, оправдывая имя древнего силача, трудился вдвое результативнее нас с Ральфом, не являясь при этом дипломированным магом. К вящему удивлению, Самсон отказался от аша, зато накатил «баронского чаю», точнее бренди с добавлением крутой заварки. Чай разносили по всему периметру обороны, исполняя таким способом мой приказ о доставке воды бойцам. Я чуть было не упал с бревна, когда тщедушный престарелый возница пояснил, что чай заваривают не кто-нибудь, а офицерские жены. Никодим как организатор тыла поднялся в моих глазах еще выше. Разве можно проиграть с такими людьми?

Постепенно тяжелеющую каску так и не снял, зато лоб догадался перетянуть банданой, чтобы пот прекратил разъедать глаза. Опять усталые ладони тискали подзорную трубу, а мозг, пожирая картинки, генерировал вопросы. В лагере противника наблюдалось оживление. Две изрядные толпы двигали в нашу сторону тяжелые повозки с конструкциями, похожими на большие бочки. Для осадных мортир калибр слишком конский, а станки хлипкие. Опять ракеты? Четыре «метлы» так и остались на прежних позициях напротив ущелья. Боятся вылазки? От Столпов в лагерь промаршировала банда в полторы сотни голов – точнее сосчитать деревья мешали. По всему выходило, скоро нам опять принимающей стороной работать. Вот и славно, вот и хорошо. Пора солдатушкам «давать накачку». Помоги мне Бог! Да имперский маг Ральф и русинская княжна Кира тоже не зевайте!

– Братцы! Русины! Стрелки! – Я прошел вдоль сидевших за баррикадой усталых и запыленных бойцов. – Заклинаю вас, никакой пощады к врагу! Издалека цельтесь лучше, а как ближе подойдут – встречайте их гранатами, угощайте пистолетами! Вон сколько добра нам враг подарил, а потому пуль не жалеть! А тех смельчаков, что до нас дойдут, не стыдно и в штыки принять будет! Знайте, чем больше их ляжет здесь, тем меньше они напаскудят в Колониях да у рощи святой. Вцепились мы сегодня сквернавскому зверю в гузно удачно, грех не оттрепать, чтоб забыл, как ходить куда не следует!

Едва я взялся перевести дух, как капралы и «старая гвардия» немедленно грянули: «Ура!» А там и прочие подтянулись. Клич мгновенно захватил всех до последнего человека, не исключая дукарских стрелков, бывших пленников других наций и укрытых в трактире раненых, превратившись в серию громогласных раскатов. Всем существом ощутил огромный выплеск психической энергии и протянул руки, вбирая ее с помощью Ральфа в браслет. До чего сладостно быть центром силы, может, в первый и последний раз в жизни, но до чего ж славно!

А вот и вышеупомянутый зверь всей ордой на горизонте нарисовался. Стяги и «ревуны» подтвердили, что не рядовая банда нас воевать приготовилась. Массовка приличная собралась, зачетная. Может быть, барон Тотенкопф собственной персоной пожаловали-с. Да, похоже, не в одно рыло, а с союзниками. Гуртом-то оно легче. Жаль, ни я, ни Ральф в сквернавской геральдике не сильны, а то весь почет одному недоноску. Мне ж не жаль пару ячеек своей памяти под имена тех, кто уже стал историей.

– С нами княжна и милость Асеня, братья! А против нас ничтожества, отрыжка Скверны, проклятая орда. Их много, но мы – русины! Мы щедрые люди, пусть приходят! Пуль и штыков незваным гостям хватит!

– Ура-а-а!

Я вновь сделал паузу, утирая пот и радуясь, как ребенок, простой логике. Там, где стоит нога русинского солдата, там и есть русинская земля. У клочка Скверны теперь новые хозяева, кровью и потом оплатившие права на владение. А кто не согласен с такой постановкой вопроса, милости просим на дистанцию выстрела.

Русины при необходимости – самые умелые воины. Поставь им цель, дай толкового командира, и против них любой кровью умоется; дураки и сами не поймут, как закончатся, а умные предпочтут не связываться. Жаль, что сейчас с той стороны ни те, ни другие. Или оно и к лучшему?!

Вражеские командиры выстраивали квадраты и шеренги закованных в латы алебардистов, стрелков и разных прочих. Центр сплошь занимали «гхолы» – одетые в лохмотья пленные и штрафники, лишенные своих душ варлоками при помощи мерзких ритуалов. Значит, точно Тотенкопф, его почерк. Городецкий исплевался, повествуя, да и Оркан с Болеславом клялись поквитаться за товарищей, коих в бездушных тварей обратили. На берегу озера скучковались стаи извергов и котопсов, издававших мерзкий лай и визг. Этих пустят первыми, чтобы опрокинуть защитников баррикады. Затем пойдут лишенные душ при фланговой поддержке горцев и наемных стрелков. А на десерт латная пехота и стрелки из числа баронских дружинников. Диспозиция более-менее ясна. Как пыл негодяев остужать будем, тоже предусмотрено.

– Русины, стрелки! Слушай меня все! – Я ловил горящие взгляды на разгоряченных грозных лицах товарищей. – Выбор у нас всегда был небогатый, а нынче и вовсе нет! Только победа, братья! Только победа!!!

Гремело «Ура!», бойцы расправляли плечи, поднимая к небу оружие. В тот миг мои солдаты становились чудо-богатырями без кавычек. Я и сам словно прибавил в росте, мышцы налились силой, а в голове просветлело. Словно и не было контузии, ран, недосыпа, тяжелого марша по лесам и болотам.

С резким шумом из-за громады вражеской армии к нам протянулись десятки дымных хвостов. Не успел я матюгнуться, как почти по Пушкину: «И пошли басурманы на приступ…»

Хлипкая дверца из жердей захлопнулась, надежно отсекая меня от жизни военного лагеря. Вырубленная в скале неглубокая пещера встретила прохладной темнотой. В одной из ниш конвой оставил оплавленную свечу, над которой бился крошечный язычок пламени. Глиняная кружка с водой на каменном блоке, заменяющем мебель, – вот и все небогатое убранство. Подстилка отсутствовала в принципе. Даже ведра нет – нужду предстоит в дальний угол справлять. Судя по вони, прежние постояльцы именно так и поступали. А когда-то это помещение местному населению заменяло погреб для хранения продуктов.