Плата за мир. Том 3 - Екатерина Гичко

— Ну, похоже, он решил иначе, — Есаш натянуто улыбнулся. — Всё будет хорошо…

Непонятно, кого он хотел успокоить этой фразой: себя или Пиша.

— Он такой активный… был… в животе… С ним наверняка всё хорошо… — Есаш произнёс это, а потом застонал и, запустив пальцы в волосы, осел на пол.

И тут же вздрогнул. Ρаздался тихий, больше похожий на кошачье мяуканье плач. Пиш побледнел и пошатнулся. Есаш, придерживаясь за стену, поднялся.

— Родился… — губы онемели и почти не шевелились.

В это время сама Виаша, обессилено закрыв глаза, лежала на постели и сквозь дикую усталость и боль ощущала, как её обтирают, осторожно перекладывают и что-то говорят. Ей было всё равно. Мучавшая её боль отступила, навалилось облегчение, и хотелось спать и спать.

Стоящий у ложа лекарь с восторгом смотрел на младенца в своих руках. Его помощники суетились, приводя роженицу в порядок. А он никак не мог прийти в себя. Он впервые сам, один, принимал роды. И вот теперь он смотрел на этого ребёнка и не мог поверить, что ему так повезло в его самый первый раз.

— Госпожа, — он тихо обратился к Виаше.

Та открыла глаза и посмотрела на него мутным взглядом.

— Вы не хотите подержать своего ребёнка? — осторожно спросил лекарь.

На лице девушки мелькнул ужас. Ребёнок… Он родился… То существо, что столько времени жило внутри неё и занимало все её мысли, наконец появилось на свет. Οна ощущала только ужас, осознавая это событие. Улыбка лекаря померкла, и он отполз назад, прижимая к себе заливающийся плачем комок плоти.

— Я тогда… покажу его вашему отцу… — невнятно пролепетал он. — Это девочка, кстати.

Виаша ощутила, что внутри у неё что-то обрывается. Девочка… Маленькая девочка, которая плакала сейчас на руках у лекаря так, словно понимала не дружелюбность мира, в который она пришла. Лекарь уносил ребёнка, а плач становился всё громче и громче…

— Нет! — неожиданно закричала Виаша и, перевернувшись на живот, поползла по постели в сторону выхода, за ними. — Верните мне её! Верните!

Лекарь посмотрел на неё одновременно удивлённо и обрадованно и поспешил вернуться, хотя уже успел приоткрыть дверь, и на него с нетерпением смотрели Пиш и Есаш. Он осторожно положил малышку рядом с матерью и отполз назад. А Виаша нависла над ребёнком, с жадностью смотря на неё. Крохотное существо со сморщенным личиком и малюсеньким хвостиком белёсого цвета. Она плакала так отчаянно, словно понимала, что мама хотела бросить её. И Виаша разрыдалась от чувства вины перед собственной дочерью. Она подтянула её ближе, обнимая и окружая собственным теплом, и мысленно пообещала, что никогда, никогда и никому не позволит обидеть её. Её дочь никогда не переживёт того, что пережила она сама. Она ни за что не позволит этому произойти.

А взглянув на белёсые волосы девочки и её красноватые глаза, Виаша расплакалась ещё сильнее, жалея свою дочь, которой от её отца даже что-то хорошее от внешнего облика не досталось.

Пиш прикрыл дверь и оттеснил нетерпеливого Есаша.

— Пусть они побудут вдвоём, — сказал он парню. — Им это сейчас нужно.

И слабо улыбнулся. С сердца словно камень упал. Εго дочь смогла принять этого ребёнка.

Делилонис заполз в комнату, и Дейш тут же вскинулся, просыпаясь и шипя на него спросонок. Но, признав друга, успокоился и положил голову назад, на край постели. Веки его опять начали смыкаться. Дел покачал головой.

Прошло два дня, а Дариласа так и не пришла в себя. Эош передал ему через посланника, что это нормально. Она была почти мертва, когда её привезли во дворец. Теперь ей требуется время, чтобы ожить.

С Дейширолешем всё было очень сложно. Он отказывался покидать девушку и всё это время сидел на полу у её постели и смотрел на её лицо. Отлучался он только до отхожего места, что располагалось за одной из дверей комнаты. Он почти не спал, вообще не ел, и Делилонис с трудом заставлял его хотя бы пить. Вид его сейчас был ужасным: лицо осунувшееся, посеревшее, под глазами круги, взгляд какой-то лихорадочно-больной, одежду он не менял…

Делилонис подполз к ложу и посмотрел на саму Дариласу. Вид у неё был ничуть не лучше, чем у Дейширолеша. Лекарь приползал почти каждый час и проверял её состояние. Шептал под нос какие-то заклинания, насыщая её организм водой. И говорил, что всё хорошо. Но она не приходила в себя.

Самому Делилонису пришлось взять на себя обязанности наагашейда, так как друг временно был не способен ими заниматься. Вааш помогал ему, как мог. Ρоаш же до сих пор не пришёл в себя. Дел был у него утром. Встретили его недружелюбно. Рычанием и попытками добраться до него через решётку. Вааш сказал, что пока рано пытаться призывать его к разумности. Нужно дождаться, пока Дариласа хотя бы придёт в себя. Тогда и Дейширолеш, и Роаш будут уже поспокойнее. А сейчас их столкновение может перерасти в кровавую драку. Не стоит рисковать.

— Как она себя чувствует? — спросил Делилонис у Дейша.

Не то, чтобы он не знал что-то о её состоянии, просто ему казалось, что с Дейшем нужно говорить. Иначе он опять впадёт в невменяемое состояние.

— Она не открывает глаза, — без каких-либо эмоций произнёс Дейш. — Не хочет возвращаться…

— Хочет, — уверенно прервал его Делилонис. — Просто пока не может найти дорогу. Наверное, она заблудилась.

— Я её зову, но она не приходит, — продолжал тихо говорить Дейш. — Я так хочу, чтобы она вернулась, но…

Он умолк и прикрыл глаза. Делилонис посмотрел на лицо Дариласы и напрягся: ресницы её подрагивали.

— Дейш, — позвал он.

Дейширолеш устало посмотрел на него. Делилонис молча кивнул на Дариласу. Тот посмотрел на неё и резко приподнялся, пристально всматриваясь в её лицо. Ресницы девушки опять дрогнули, и она медленно открыла глаза. Вздох облегчения вырвался из груди Делилониса. Дейширолеш же вцепился пальцами в ложе так сильно, что затрещала ткань.

Сперва взгляд Дариласы был мутным и каким-то пустым. Она явно не видела их. Но постепенно он прояснялся, и узнавание мелькнуло на её лице. Потрескавшиеся губы шевельнулись, пытаясь что-то сказать, но вырвался лишь вздох. Лицо её исказило мучение. Χвост Дейша обеспокоенно заметался.

— Ты что-то хочешь? — живо поинтересовался он. — Что? Я всё сделаю! Пить?

Дариласа едва заметно качнула головой из стороны в сторону. Она хотела совсем не этого. Последней её мыслью перед тем, как её накрыла темнота, было осознание, что она так и не призналась ему в любви. Эта последняя мысль стала первой мыслью после пробуждения. Она очень хотела сказать эти слова, глядя в зелёные обеспокоенные глаза, но голос отказал ей. В горле царила сухость и тянущая боль. Невозможность выполнить это желание так сильно расстроила её, что она даже не задумалась над тем, что с ней, почему она здесь и где это «здесь».