Королевство пепла. Союзники и противники. Боги и Врата  - Сара Маас

Аэлина поднесла освобожденные руки к лицу и тут же потянулась к замку маски.

– Я сам, – сказал Рован, голос которого по-прежнему был полон любви и нежности.

Он встал за спиной Аэлины. Элида смотрела на жуткую древнюю маску, покрытую чеканкой с изображением солнц и языков пламени.

Зеленоватая вспышка, негромкий лязг – и маска упала.

Лицо Аэлины было невероятно бледным. А когда Элида впервые увидела королеву, ее лицо покрывал красивый загар.

На лице – опустошенность. Аэлина узнавала и не узнавала окружающих. Держалась она настороженно.

Элида застыла, не мешая королеве смотреть на нее. Мужчины подошли ближе. Аэлина по очереди оглядела всех. Гарель склонил голову. Лоркан выдержал взгляд Аэлины. Его собственный был хмурым и непроницаемым.

Рован сбивчиво дышал, шумно сглатывая.

– Аэлина… – прошептал он.

Имя тоже стало ключом, открывшим не личность Аэлины, а магическую силу, так долго томившуюся в железном плену.

Элида вздрогнула, увидев золотистое пламя. Оно взметнулось и окутало королеву. Сорочка на ней мгновенно превратилась в горстку пепла.

Лоркан оттащил Элиду. Она не противилась. Меж тем жар исчез, а магическая сила превратилась в облегающий наряд. В сверкающую вторую кожу.

Аэлина стояла на коленях, не произнося ни слова. Вокруг нее бушевало странное пламя. Оно лизало мох и корни, но не сжигало их. Только испаряло влагу, накопленную землей. Сквозь пламя, сквозь покров длинных волос, наполовину скрывавших наготу Аэлины, Элида смотрела на тело королевы, ожидая увидеть следы многодневных истязаний.

Но, кроме раны между ребер, других следов не было. Ни единого шрама, ни одной мозоли. А ведь до плена тело королевы было испещрено шрамами. Казалось, кто-то их начисто стер.

Шрамы исчезли. Маэва уничтожила их все до единого.

Отсутствие шрамов лучше всяких слов поведало Ровану, через что прошла его истинная пара. На спине Аэлины, где к шрамам времен Эндовьера должны были бы добавиться многочисленные следы истязаний, оставленных Кэрном… не было ничего.

Его жена, его любовь стояла на коленях, распространяя магическое пламя. Почти нагая, если не считать длинных волос… И ни одного шрама. Ни тонких, похожих на ожерелье отметин на шее, оставшихся после ее поединка с Бэбой Желтоногой. Ни шрамов от эндовьерских кандалов. Исчез старый рубец на руке – память о наказании за дерзость, когда Аробинн Хэмел заставил ее сломать собственную руку. А на ладонях…

На них сейчас и смотрела Аэлина, догадываясь: там чего-то недостает.

Недоставало шрама, напоминавшего о дне, когда между нею и Рованом возникла магическая связь «карранам». И другого, подтверждающего клятву, которую Аэлина принесла на могиле Нехемии.

Казалось, и этих шрамов никогда не было.

Языки магического пламени стали ярче.

Шрамы могли удалить и целители Маэвы, но, скорее всего, причина была совсем иной. Шрамы, которых Рован привык касаться где языком, а где губами, исчезли вместе со старой кожей.

Все тело Аэлины покрывала новая кожа. Исключение составляло ее лицо. Вряд ли Кэрн осмелился бы снять маску.

Новая, гладкая кожа. Чистая, как выпавший снег. Магическое пламя очистило тело Аэлины от всех следов крови.

Появление новой кожи объяснялось очень просто: Кэрн истязал Аэлину, а затем приходили целители и лечили ее. Основательно, чтобы на следующий день он смог продолжить.

Гарель с Элидой подошли к распластанному Фенрису. Спешное, «солдатское» врачевание, произведенное Гарелем в шатре, оказалось недостаточным. Возле Фенриса витала смерть.

– Долго он не протянет, – сказал Гарель, ни к кому не обращаясь.

Неимоверным волевым усилием Фенрису удалось разорвать кровную клятву. Платой стала его жизненная сила. Скоро она полностью вытечет из волчьего тела.

Аэлина перестала разглядывать свои ладони и повернула голову в сторону бездыханного волка. Дважды моргнув, она медленно поднялась с колен. Безразличная к своей наготе, она шагнула на нетвердых ногах. Рован мгновенно подбежал к ней, насколько позволяла стена пламени.

Он мог бы пробиться сквозь эту стену, окружив себя льдом или убрав воздух, что поддерживал пламя. Но пересечь эту черту, вторгнуться в ее пламя, когда так много было отнято – нет, украдено у нее… Кажется, Аэлина узнала его и остальных. Рован запретил себе думать об этом. Маэва с Кэрном издевались не только над телом Аэлины. Возможно, и происходящее сейчас она считала одной из иллюзий, наведенных Маэвой.

Аэлина сделала еще один нетвердый шаг. Взгляд Рована упал на ее шею. Две отметины его зубов – знак ее принадлежности ему – тоже исчезли.

Облаченная в пламя, Аэлина шла к Фенрису. Белый волк лежал неподвижно.

В лице Аэлины что-то изменилось. Настороженность сменилась печалью и благодарностью. Когда она приблизилась к волку, Гарель с Элидой отошли. Не от страха, а чтобы не мешать ей проститься.

Им нужно уходить. Оставаться здесь, успокаивая себя тем, что лагерь далеко, глупо и опасно. Фенриса они бы взяли с собой и несли, пока он жив, но… Ровану было не произнести это вслух. Язык не поворачивался сказать Аэлине, что избранный ею способ прощания – не самый благоразумный. Он подождет еще несколько минут, а потом им всем надо уходить.

Если же солдаты Маэвы наткнутся на них раньше, он постарается не подпустить их.

Те же мысли бродили и в голове Гареля и Лоркана. Оба шарили глазами по деревьям. Рован указал им на западную кромку. Они молча направились туда.

Аэлина стояла перед Фенрисом на коленях. Пламя окутывало их обоих. Цвет огня стал красновато-золотистым. Магический щит, способный расплавить всякого, кто попытается вторгнуться. Прозрачный медный пузырь, слегка подрагивающий на ветру. Аэлина погладила израненный волчий бок.

Гарель еще в шатре исцелил большинство ран Фенриса, но кровь продолжала сочиться.

Аэлина медленно и нежно гладила волчью шкуру. Склонив голову, она что-то шептала. Совсем тихо. Рован ничего не слышал.

Медленно, с большим трудом Фенрис приоткрыл один глаз. Чувствовалось, ему очень больно. Увидев Аэлину без маски, он как будто обрадовался. Рован оценил его состояние. Фенрис был настолько измучен, что смерть представлялась ему желанным исходом. Поцелуем Сильбы – богини блаженной смерти.

Аэлина заговорила снова. Рован ничего не слышал. Должно быть, щит не пропускал звуков. Она не плакала. На лице – ничего, кроме печали и ясного понимания происходящего.

Лицо королевы. Рован это понимал, продолжая одним глазом наблюдать за Гарелем и Лорканом. Сейчас на Фенриса взирала королева. Она взяла его широкую лапу, раздвинула шерсть, обнажила изогнутый коготь. Когтем Аэлина провела по своей руке. Из расцарапанной кожи потекла кровь.