Без надежды на искупление - Майкл Флетчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отречение посмотрел через плечо на остальных доппелей.
– Должно быть, они понимают, кто здесь главный. – Его внимание вновь обратилось к зеркалу. – Расскажите мне все, что вы говорили Приятию, или я разобью зеркало. – Казалось, он о чем-то размышляет. – Вы умеете видеть будущее?
Отпрянув от поверхности зеркала, они закивали и начали что-то лепетать. Отречение прижался ухом к стеклу и стал слушать. Он сощурился, как будто изо всех сил старался расслышать, что говорят отражения. И тут глаза его внезапно распахнулись. Он испуганно смотрел на Приятие: из поверхности зеркала появились руки и начали хватать Отречение за одежду.
Он закричал от ужаса: отражения тащили его в свой мир. Устоять против дюжины отражений, вцеплявшихся Отречению в одежду и в волосы, у него не было ни малейшего шанса. В панике он уронил кружку, и ее осколки разлетелись по полу.
* * *
Беспокойство сразу все понял. «Приятие все это подстроил, все спланировал с самого начала». Беспокойство тоже кое-что узнал: он был воплощением не страха Кёнига перед другими и не страха неизвестности. Он олицетворял страх, который Кёниг испытывал перед самим собой.
Вопли Отречения и его мольбы о помощи стихли в тот самый момент, когда его голова оказалась по ту сторону зеркальной поверхности. Приятие и Беспокойство наблюдали, как в жуткой тишине отражения разрывают доппеля на куски, а потом – как отражения отрывают от Отречения кусочки поменьше и пожирают их. Через несколько минут от доппеля не осталось и следа, будто и не было его никогда на свете.
– Будь любезен, убери осколки кружки, – попросил Приятие.
Беспокойство попятился.
– Если думаешь, что я хотя бы приближусь к этому зеркалу, то ты просто сумасшедший.
– Конечно, я сумасшедший. Как и ты. Мы – вымысел заплутавшего разума. – В безумном оскале Приятие показал острые осколки переломанных зубов. – Отречение покинул Кёнига. Он рассеялся в воздухе, от него ничего не осталось. Понимаешь, что это значит?
– Я – проявление страха, а вовсе не… – Беспокойство замолк, подыскивая правильное слово, – решительности.
Приятие уже не выглядел безумцем.
– Верно. И хорошо подмечено. Кёниг был прав; мы, доппели, никогда не станем действовать друг с другом заодно. Так что давай говорить начистоту: сотрудничества между нами не будет. Или ты подчинишься, или я скормлю тебя отражениям.
Беспокойство низко поклонился.
– Ты придешь на смену Кёнигу, но тебе всегда будут нужны страх и осторожность. Благодаря им мы живы. Ты, с твоей потребностью в приятии, никогда не соглашался с Отречением. – Беспокойство осторожно подбирал слова. – Теперь Отречение ушел, а ты Вознесешься и займешь место Кёнига.
– А рядом со мной будешь ты, – сказал Приятие.
– Нет, – поправил его Беспокойство. – На шаг позади. Так я буду на своем месте.
* * *
Приятие убрал с пола осколки разбитой кружки, но при этом внимательно следил за отражениями. Он не хотел повторить судьбу Отречения. Пусть он и воспользовался отражениями, доверять он им, конечно, не станет.
Занимаясь своим делом, он насвистывал, но без всякой мелодии. Таким счастливым он не был с тех самых пор, как… Он пощупал языком остатки сломанных зубов. Приятие осмотрелся, увидел, что Беспокойство на него не смотрит, и достал зеркальце, которое носил с собой, чтобы наблюдать, как заживают раны; то огромное зеркало, от пола до потолка, все еще не желало показать его отражение. Поднеся к лицу небольшое зеркало, он приподнял повязку и скривился от вида воспаленной плоти вокруг вырванного глаза, вздрогнул, увидев обезображенный рот. Разбитые и опухшие губы были покрыты неподсохшими струпьями. Хорошее настроение, которое только что испытывал Приятие, скрутилось в клубочек и исчезло, как клочок бумаги в бушующем пламени.
«Один долг погашен, – остается еще один». И только когда его товарищей-доппелей не станет, он займет место Кёнига.
Несколько часов спустя Кёниг вернулся в свои покои и свирепо посмотрел на двух доппелей, ожидающих его возвращения. Взгляд его заметался по комнате.
– Где Отречение?
– Он покинул нас, – сказал Беспокойство.
– Он растворился в воздухе вскоре после того, как ты вышел из помещения, – поддержал Приятие.
– Растворился?
Два доппеля в одну и ту же секунду кивнули.
– И вы, конечно же, понимаете, что это означает? – спросил Приятие.
Ответил на вопрос Беспокойство:
– Вы избавились от своего страха перед Отречением. Когда вы отправили Асену прочь, вы прекратили то влияние, которое она на вас имела, точно так же, как, отправив ассасинов убить мальчика, вы сломили…
– Они не имели на меня никакого влияния, – пробормотал Кёниг. – Я ни в ком не нуждаюсь.
«Этот дурак лжет даже самому себе», – подумал Приятие.
Оба доппеля склонили головы, будто признавая свою вину.
– Асена сейчас для тебя ничего не значит, – сказал Приятие.
На лице Кёнига читалось сомнение.
– Я отослал ее прочь. Я не боюсь ни предательства, ни отречения.
«Снова ложь».
– Нет, – сказал Беспокойство. – Я все еще здесь. Она все же может предать нас.
– Предать меня, – поправил Кёниг.
– Вас, – в унисон согласилась с ним доппели.
Кёниг встретился глазами с оставшимися доппелями.
– Она опасна.
Они кивнули в знак согласия.
Приятию было безразлично, действительно ли Кёниг поверил в то, что сумел избавиться от своего страха Отречения. Теперь, когда ему подбросили эту мысль, он сам станет все больше в это верить. Гефаргайсты блестяще умеют убеждать самих себя. В этом их величайшее могущество и их самая уязвимая сторона.
Разве не будет вера всего лишь заблуждением, если нет возможности отстоять ее?
Разверзлось небо, и на землю с грохотом обрушились потоки дождя и града. Рассекавшие небо молнии подсвечивали темное подбрюшье нездоровых опухших облаков, которые мерцали и переливались неестественными оттенками. Небеса вопили от мучений.
Аноми, глухая после внушенных ей Кёнигом иллюзий, ничего этого не слышала. Даже потрясающие разноцветные переливы для нее выглядели ненамного выразительнее мельтешения оттенков серого. Для мертвых глаз, утративших жизнь и красоту, мир был пятнами черно-белых сумерек.
Мужчины и женщины, истощенные и покрытые грязью, бросались наперерез шаттен мердер. Жизнь ничего не значила для Аноми. Жизнь вставала перед ней, а она рубила ее на куски. Те, кто способен оказаться в Послесмертии, встречают свое уничтожение, как подарок. Аноми и ее шаттен мердер предстояло раздать много подарков. Они поднимались на горы мертвых тел, но к ним шли другие, также желавшие получить причитавшуюся им милость.