Зяблик - Анна Кимова

– Мне кажется, что к сегодняшнему дню ты точно должна была повзрослеть…

– Спасибо, у тебя своеобразная манера поздравления…

– Пытаюсь произвести должное впечатление на своеобразного человека.

– Типа приму за комплимент.

– Знаешь, я не люблю комплиментов. Ни получать, ни говорить. Тем более, когда все и так понятно. Ты же все знаешь… Пожалуйста, давай встретимся.

– Ты прав. Чертов Шик, ты всегда прав…

– Я прав. – Он какое-то время молчал. – Наверное, потому что я люблю тебя.

– «Ну, погоди!» вспоминается. «Лучший мой подарочек – это ты!». Только у тебя наоборот. Прямо слышу, как в твоей голове звучит: «Лучший твой подарочек – это я!». Твоя уверенность меня даже несколько раздражает.

– Не угадала. В этот раз во мне нет ни намека на уверенность. Одно только твое любимое созидание. Просто вспомнил один наш разговор и решил позвонить.

– Который из них?

– Когда я думал две недели.

– Ты же знаешь, я всегда жду, что ты позвонишь.

– Я это запомню.

***

Этот день он не забудет никогда. Влад приехал вечером, было жарко и немного душно, ветер как будто улетел из большого города и лишил его сна. Столичные жители задыхались во лжи и духоте. Они вообще редко бывали хоть чем-нибудь довольны, эти столичные жители.

Влад помнил, что в тот день как раз подумал о том, что, похоже, погода беспокоит их более, чем что-либо другое, вероятно, это всё, что у них осталось. Или магнитные бури ломят кости, или давление будоражит сердце, или метеоритный дождь взывает к Космосу. Столичные жители почти все величайшие астрономы! Он знал, что Вера Петровна из тридцать шестой квартиры понимает космос получше Джордано Бруно. Но тот все равно уже никогда об этом не узнает.

Тридцать градусов выше нуля – самая невыносимая погода, какую только можно себе представить. Тридцать один – вообще вполне резон для самоубийства: слишком жарко. Ну разве что двадцать один может с ней конкурировать в этом вопросе: слишком холодно. Что уж говорить, если пол лета стоит восемнадцать… Вечный такой апокалипсис! Ведь нормальная, человеческая, так сказать, погода – в двадцать пять с половиной градусов выше нуля, без ветра, но с легким бризом, чтобы было не пыльно, и выветривались шлаки, без дождя, но ночью с грозами, чтобы было свежо и гигиенично – практически несовместимое с этим, сумасшедшим в своих потребностях, городом явление. Поэтому столичные жители никогда не бывают довольны погодой. Если им жарко – они молят Бога дать им дождя. Все синоптические службы страны от Владивостока до Владикавказа, а также все службы ближнего зарубежья, внимательно следят за движением воздушных масс и принимают самое что ни на есть прямое участие в этом процессе. Все с замиранием сердца следят за ситуацией, объединяют усилия и мысленно двигают дождь к столице. Такое всенародное творчество, естественно, не остается без внимания Всевышнего и тот однажды рано утром отвечает городу взаимностью. Такой настоящей божественной взаимностью. В столице холодает, делается двенадцать, и начинаются непрекращающиеся дожди. И, похоже, только в этот момент жители города приходят к осознанию своего недавнего счастья. Но, как всегда, поздно! С великой скорбью предаются они воспоминаниям о недавней погоде, мечтают о солнце, грезят о том, чтобы поселиться на юге, там, где тепло, а не жить в условиях крайнего севера как нелюди. Это счастливчикам европейцам хорошо, думают они. Причем понятие «европейцы» столичные жители России тоже часто видят как-то странно. Слишком общо. В Европе, по их убеждению, хорошо всегда и везде, вне зависимости от конкретизации сезона и страны. Там хорошо просто потому, что это Европа. Поэтому, когда они хотят уехать туда, где хорошо, часто становится второстепенным, куда именно, лишь бы подальше от России, от этой постылой и гадкой Москвы, с ее вечным холодом, дождем и грязью. Например, в Неаполь, где очень тепло, но, к сожалению, тоже очень грязно, правда, там это в москвичах не вызывает отторжения. Или, например, в благодатный край – Финляндию. Или в Норвегию, там же самый высокий уровень жизни… Правда, речь вроде только что шла о климате, а, точнее, о холоде, но сейчас это уже неважно… А уж совсем хорошо, если вообще удастся перебраться в любимицу всех зажиточных москвичей, в рай на земле, в Великобританию… Вечные английские туманы и сырая промозглость, колыбель артрита и радикулита, – это же такая романтика! Это вам не столица России с ее погодкой и людишками. Москва, видимо, в их сознании находится где-то сильно севернее Лондона. Так, например, было у его матери. И Влада это забавляло и бесило одновременно. Его раздражало вечное недовольство людей, раздражала их непоследовательность и тупость. Он считал это тупостью. Как же на их фоне всегда выделялась Джул. Она была естественна, рассудительна и очень жизнерадостна. Она делала его добрее, освобождая от излишнего скепсиса. Мать Джул была бедна, и поэтому его девушка не могла похвастаться дорогими шмотками или хотя бы их обилием, но она всегда была довольна жизнью, красиво одевалась и могла заткнуть за пояс любую девчонку просто потому, что обладала хорошим вкусом.

В тот день страждущие мегаполиса снова гибли в душном городе. Он же чувствовал себя хорошо. Он всегда любил жару.

– Сегодня хочется сделать что-нибудь, чего мы еще не делали, – сказал он ей, когда она подошла к машине. – Не смотри так. Тебе понравится. – Влад открыл пассажирскую дверь и помог ей сесть.

– Где мы будем это делать?

– Все увидишь.

– Я уже начала было забывать, как ты выглядишь.

– Забудь об этом.

Они ехали молча, наслаждаясь скоростью. За окном проносились высотки, дорожные конструкции, индустриальные пейзажи. Постепенно сюжет сменялся, и в лобовое стекло врывался мир лесов и полей, пока еще не тронутый глобализацией. Он свернул с магистрали, и вскоре их машина подъехала к шлагбауму. Рядом стояла будка. Влад вышел, договорился с охранником, шлагбаум поднялся, и они заехали на территорию. Был слышен гул взлетающих самолетов.

– Ты решил нелегально выслать меня из страны? – Она смотрела на него с иронией. – Я понимаю, что уже успела тебе сильно надоесть, не зря ты три месяца отдыхал, думал, мож, поможет. Не помогло?

Он лишь самодовольно улыбался.

– Ну пощади в день рожденья-то! Хоть слово молви!

– Все увидишь.

Они съехали на проселочную дорогу и продолжили движение мимо леса. Выехав на поляну, Влад остановился, и они вышли из машины.

– Извращенное место для изнасилования!

– Смотри туда, вперед! – Влад указал на лес, начинающийся сразу за поляной.

Она застыла в ожидании. Вдруг из-за леса будто вынырнул огромный самолет. Он надвигался на них всей своей громадой, и, казалось, что вот-вот заденет их крылом.

– За тем лесом начинается взлетное поле. Этот самолет только что с полосы. Смотри, еще не убрали шасси.

Она ахнула и прижалась к нему. Его сердце заколотилось как сумасшедшее. Грохот проносящегося над их головами самолета оглушал, а ее близость делала ощущения, которые он испытывал, острее. Этого было не передать. Влад поцеловал ее.