Чаша Торна - Дмитрий Воронин

— Помощи от этой твари вы все равно не дождетесь, — попытался было спорить гном, однако голосу его недоставало уверенности. Было заметно, что он все же чувствует себя виноватым, но признаваться в этом не собирается, поскольку гордость не позволяет.

— Если ты не забыл, нам сейчас необходима любая помощь. Любая. И я бы хотел все-таки уяснить, что за кошка между вами пробежала?

Гном отвернулся, ясно давая понять, что отвечать он не намерен.

— Я могу прояснить этот вопрос, — заявил вдруг Брик.

— Ты? — Удивлению Рона не было предела. Он относился к юноше с несколько отцовской заботливостью, но ни в коем случае не ожидал, что парню может быть известно что-то, чего не знал он сам. По крайней мере в вопросах, не касающихся магии.

Надо заметить, что пока участие Брика в этой безнадежной экспедиции было по меньшей мере не слишком полезным. Конечно, парень временами изображал из себя крутого бойца и умелого лекаря, но Рон прекрасно понимал, что навыки юноши в обращении с оружием оставляют желать лучшего, а в вопросах применения излечивающих заклятий Айрин, пожалуй, смогла бы дать ему десять очков вперед. К тому же годы, проведенные в монастыре, сделали его малоприспособленным к долгим и трудным переходам, кое-как приготовленной еде и ночевкам под открытым небом. Командир не раз всерьез задумывался над тем, как бы избавить Брика от дальнейшего участия в походе — просто потому, что там, где остальные отделаются царапинами, парень сломает себе шею. К собственному огорчению видя, как тот гордится своей причастностью к столь великому — и столь безнадежному — делу, Рон снова и снова откладывал серьезный разговор.

Возможно, именно сейчас и необходимо будет принять окончательное решение. Самому Черному Барсу было, в общем, плевать на свою жизнь, если ее предстояло отдать за стоящее дело, но тащить на верную погибель, по сути, зеленого еще мальчишку…

— И что тебе известно? — поинтересовалась Айрин.

— Ну… если я в чем-то ошибусь, возможно, почтенный Тьюрин меня поправит. Мне как-то попалась одна книга, довольно старая… я бы сказал, очень старая, еще раннеэльфийского периода. Это было… ну, что-то типа романа, и я первое время воспринимал книгу именно так, но вы же знаете эльфов, они не имеют привычки прибегать к вымыслу, разве что в случаях, воспевающих подвиги их народа. Ну, этим все страдают.

* * *

Вообще говоря, Рон не видел в рассказе Брика ничего необычного. Ну да, грязная история, но мало ли было таких случаев в отношениях гномов и эльфов. И те и другие гадили противникам где можно и чем можно, и их не останавливали ни угрызения совести, ни представления о благородном способе ведения войн.

Эльфы и гномы воевали всегда. Пожалуй, никто и не вспомнит тех причин, из-за которых началась вражда, продолжавшаяся и по сей день, — вражда, которая постепенно превратила два великих народа в жалкие кучки плюющих вслед друг другу существ. Ни эльфы, дети у которых рождались не каждый век, ни гномы, чуть более плодовитые, но куда меньше живущие, не могли позволить себе эту вражду, которая вела к взаимному истреблению. И тем не менее войны между эльфами и гномами были единственным, пожалуй, стабильным явлением в продолжение тысячелетий. Пока в мире не появились люди, с одинаковой готовностью воевавшие и с эльфами, и с гномами, и друг с другом.

От полного уничтожения их спасло, пожалуй, то, что противники испытывали просто желание перегрызть друг другу глотки, не претендуя на жизненное пространство оппонента. Гномов совершенно не интересовали эльфийские леса, эльфов только большая беда может заманить в пещеры. Поэтому после очередной стычки обе армии возвращались по домам зализывать раны и вынашивать планы мести. Рано или поздно в том или ином лагере находился лидер, объединявший вокруг себя более или менее значительные силы, — и бойня завязывалась вновь.

В тот раз, как оно обычно и бывало, все началось с «мелких недоразумений». Стрела, пришпилившая одинокого гнома к дереву. Хорошо замаскированная яма с кольями, насквозь проткнувшими тело эльфа. Пяток гномов, повешенных на дереве за ноги в назидание остальным. Десяток изрубленных в капусту эльфийских патрульных, неосмотрительно покинувших спасительный лес. И пошло-поехало.

Эльфы, собственно, и не пытались определить, кто виноват, — это было в высшей степени несущественно, поскольку повод давно требовался. Как говорится, мечи сами просились вон из ножен. Кто ищет, тот всегда найдет, и голуби понесли в леса призыв «К оружию!». Разумеется, и гномы не сидели на месте, спешно подновляя обветшавшие со времени прошлых битв стены своих горных твердынь.

Эльфийские маги тоже готовились к войне, хотя в горах, где обычно и происходили стычки, эльфийская магия природы была не слишком эффективна. Это потом, спустя тысячи лет, люди в полной мере на своей шкуре почувствовали, что магию, презрительно называемую ими фермерской, недооценивать не стоит. Дуб, выраставший на пустом месте за пару часов, может очень эффективно развалить стену крепости, лишив защитников единственного средства, прикрывающего их от отравленных стрел. Но в горах, где царствует камень, пользоваться такими методами у эльфов не очень-то получалось.

Поэтому надежды возлагались на магов… вернее, на небольшую кучку магов, которых впоследствии назвали темными некромантами — название странное само по себе, учитывая, что понятие «некромант» уже изначально подразумевало злую, темную силу. Эти мастера занялись созданием бойцов, которых можно будет подставить под гномьи секиры и арбалетные болты вместо не слишком приспособленных к рукопашной схватке лесных жителей.

Собственно процесс подготовки длился не один год и даже не один десяток лет. Им некуда было спешить, и те и другие были долгожителями. У некромантов не все ладилось, их создания, химеры, получались либо слишком слабыми, либо слишком своевольными, пока магам не удалось создать грифонов. Те, разумеется, тоже не горели желанием встревать в древнюю распрю, предпочтя уединение.

Алчность грифонам несвойственна, а разум, неосмотрительно вложенный в их орлиные головы, зачастую заставлял их поступать по-своему — и не так, как того хотелось бы создателям. Убедить их принять участие в предстоящих битвах оказалось слишком сложно… И эльфы — высокомерные, надменные и оттого обычно не снисходящие до лжи эльфы — пошли на заведомый гнусный, подлый обман.

Грифоны традиционно жили небольшими, по десять — пятнадцать взрослых особей, стаями. Птенцы грифонов чертовски прожорливы, и нескольким охотникам, действующим слаженно, удавалось принести в гнездовье куда больше добычи. Дичи в общем-то хватало, но самцы редко проводили на охоте меньше недели — они и сами отличались немалым аппетитом.

Один из таких охотничьих отрядов, возвратившись домой, обнаружил ужасную картину. Птенцы и их матери были перебиты, одних просто безжалостно прирезали, другие стали похожи на ежей из-за утыкавших их арбалетных болтов. Там же, среди гнезд, лежала и пара низеньких, бородатых трупов, сжимающих в руках секиры… Никому из грифонов и в голову не пришло убедиться, что смерть гномов наступила отнюдь не из-за ударов клювов или когтей. Впрочем, им было не до этого — прямо посреди гнездовья, на вертеле, висела хорошо прожаренная и уже наполовину съеденная тушка птенца…