Старшая правнучка - Иоанна Хмелевская

Девочка помчалась к бабушке.

– Бабуля, что случилось? Там, на этажерке, были такие потрясающе интересные вещи, куда они подевались? Ты их забрала? Почему?

Потому что я пока еще жива, – ледяным голосом ответила бабушка. – А пока жива, никому не разрешу этого читать. Возможно, даже попрошу бумаги со мной в гроб положить. Придется тебе с этим примириться.

Агнешка так и села.

– Нет, не понимаю… Но почему?

Юстина дрогнула и вроде как заколебалась.

– Я бы даже, пожалуй, могла тебе сказать почему, но, боюсь, слова застрянут в горле. Нет, не скажу. И больше меня об этом не спрашивай.

Последняя фраза была произнесена таким тоном, что Агнешка язык прикусила. Человек дисциплинированный, она смирила в себе недовольство и сожаление и даже не пыталась разыскать припрятанные бабушкой бумаги, пока еще продолжала обитать в ее квартире. Однако прочитанное в детстве навсегда осталось в памяти девочки. Мир стоял, стоит и будет стоять на материальном фундаменте…

* * *

Только перед самой смертью Юстина изменила свое решение. Естественно, она выбрала Агнешку. Во-первых, внучка и так начала читать рукописи, а во-вторых, обладала качествами, которых недоставало представительницам уже нескольких поколений. Юстина написала завещание, четко оговорив в нем все необходимое, и, призвав внучку, выколупала из себя кое-какие признания.

Призванная к умирающей бабушке двадцатилетняя Агнешка с трудом поняла из едва слышного шепота старушки, что теперь должна прочесть бумаги, отобранные у нее семь лет назад, но вот для чего? Этого бабуля не сказала, сообщив только, где спрятаны бумаги, – вон в том шкафу. Вот так получилось, что часть Агнешкиного наследства составила тайна.

А наследство ей досталось изрядное. Агнешка получила бабушкину квартиру, потому что дедушка умер еще раньше, живой душой в квартире оставалась лишь Феля, благословение божие, живая, деятельная, заботливая и непонятно каким чудом так привязавшаяся к их семье. Будучи немного младше Юстины, семидесятилетняя Феля с удивительной энергией носилась по квартире и даже слышать не пожелала о пенсии, которую Агнешка предложила выплачивать ей, не требуя никакой работы.

– Господь с вами, паненка! – даже обиделась Феля. – На что мне пенсия? Да мне у вас одно удовольствие работать, при всех ваших удобствах. К сыну не перееду, в деревне придется ишачить, так ихний хлеб у меня костью в горле застрянет. А тут я уже привыкшая.

Агнешка, разумеется, поступила на исторический факультет, больше всего ее интересовало средневековье. Эпоха последних королей из династии Пястов безгранично увлекала ее, можно сказать, являлась смыслом жизни. Пока материально помогали родители, но уже стало ясно, что их зарплаты на все не хватит. Время от времени кое-что подбрасывала двоюродная бабушка Амелия, широко известный мастер художественной фотографии, но на это тоже нельзя рассчитывать. Амелии было уже шестьдесят с гаком, и, хотя с возрастом ее талант не состарился, силы были не те, не могла она бегать за моделями, теперь модели должны были приходить к ней.

Познания в области истории материальной пользы пока Агнешке не приносили, хорошее знание традиционного в семье французского давало лишь незначительный приработок. А ведь надо было на что-то жить, платить Феле, оплачивать квартиру, телефонные разговоры и многое другое.

Она, конечно, могла в своей огромной квартире сдать две-три комнаты, но решила это сделать лишь в случае крайней необходимости. Унаследованная от бабок-прабабок квартира, уцелевшая и в военных передрягах, и в период социального равенства, ценилась ею как последняя искорка некогда внушительного состояния. И она, Агнешка, обязана сохранить ее не только для себя, но и для будущих поколений. Должна же быть какая-то преемственность!

Агнешка была красивой девушкой. Точнее сказать, не столько красивой, сколько статной и цветущей. Рост метр шестьдесят восемь, вес шестьдесят два килограмма, сильные мускулы скрыты под мягкими, женственными линиями, а цвет ее лица пристыдил бы самый роскошный персик. Как-то мать, женщина такого же телосложения, глядя на дородную красавицу дочку, вспомнила, что в юности мечтала стать профессиональной наездницей, да излишне выросла, и ясно стало, что нужный вес сохранить не удастся. Даже в виде скелета она была бы слишком тяжела для лошади. Агнешка не ставила перед собой жизненной цели стать наездницей, хотя очень любила конный спорт. Для нее не составляло разницы, ездить ли на чистокровных скакунах или на какой-нибудь пожилой полукровке. У дяди Юрека было много лошадей, и, часто бывая в Косьмине, она вдоволь наслушалась рассказов о том, каких лошадей в свое время держали их предки.

Время от времени Агнешка посещала бега и, смешное дело, сплошь и рядом выигрывала, делая ставки на почему-то пришедшие ей в голову цифры. Именно обозначенные этими цифрами лошади, как правило, первыми приходили к финишу. Возможно, такие способности она тоже унаследовала от какого-нибудь прапрапрадеда.

И сейчас, распаковывая вытащенный из шкафа сверток с мемуарами предков, девушка невольно подумала – а что, если свою везучесть на ипподроме сделать источником дохода? Вдруг эти гены предков окажут ей такую услугу?

Размышляя о способах зарабатывать на жизнь, Агнешка почему-то подумала вдруг о мужчинах. Не много было их у нее, если точно – всего трое. В Ярека она без памяти влюбилась в шестнадцать лет, но он очень скоро принялся болтать глупости о каких-то доказательствах ее любви, даже пытался лишить ее невинности. Девушка воспротивилась, все в ней взбунтовалось, а он обиделся и так мерзко порвал отношения, что она невольно отомстила другому своему мальчику, Рышарду. Это был очень порядочный парень, влюбленный и робкий, никаких доказательств от нее не требовал и до такой степени раздражал Агнешку своей покорностью, что она чуть ли не сама готова была проявить инициативу. К счастью, до этого не дошло. И вот теперь третий, Томаш. Студент последнего курса юрфака. Этот вел себя, как и следует, никаких ошибок не совершал, дай бог сохранить его навсегда. А что касается этого самого… да ведь каких-то несколько раз не в счет.

Наконец сверток распакован. Агнешка стряхнула с себя размышления о жизни и извлекла первые бумаги. Ага, вот знакомая красная тетрадь. Вот ее переложение, сделанное бабушкой Юстиной. А это? Документы и письма.

Было полдесятого, когда к ней заглянула Феля.

– Паненка не проголодалась? – спросила она. – С четырех часов здесь паненка сидит, пани Юстина тоже вот так зачитывалась, о времени забывала. Но поесть надо. Раз уж без обеда, так хоть поужинать. Не бог весть какой ужин, сделала я омлет с шампиньонами, пока горячий…

– Феля, – поднимая голову, спросила Агнешка, – найдется в нашем доме какое-нибудь вино?

– Как же, еще от пани Барбары осталось, лет, почитай, пятьдесят стоит. Так как насчет омлета? Станете есть?

– Стану, – торжественно заявила Агнешка. – При условии, что вы, Феля, тоже поедите и выпьете со мной старого вина. И пусть это будет ужин столетия.