Гром среди ясного неба - Генри Саттон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На какое время? — спросила Хоуп.
— Я не знаю,— ответил он.— Полагаю, что все возвратятся сюда завтра после обеда. Вам просто предлагают захватить маленький чемодан с необходимыми вещами на одну ночь и то, что представляет для вас ценность. Я полагаю, что город будет подвергнут тщательной дезинфекции.
Далее он объяснил, что Марта совершенно беспомощна и уязвима. Она нуждается в помощи. Необходимо, чтобы кто-нибудь за ней ухаживал и, по мере возможности, подбадривал ее. Санитары во время полета будут заняты безнадежно больными пациентами и не смогут уделить Марте внимания.
Хоуп колебалась, все еще продолжая сомневаться в искренности Льюина, но все-таки согласилась. Какими бы ни были его побуждения, о Марте он говорил правду. Марта действительно была в жалком состоянии. И если Хоуп поручали теперь уход за тридцатипятилетним ребенком, эта дополнительная нагрузка не была слишком обременительна, ведь она и так уже согнулась под тяжестью утрат — дядя Уильям, тетя Эмми, а теперь еще и Поль!
Она обещала Полю, что подождет несколько дней. Еще не вся надежда потеряна. И поскольку ей все равно надо было ждать, оставаться здесь, Марта Пратт отвлекала ее и даже помогала. По крайней мере, Хоуп чувствовала, что хоть кому-то она приносит пользу.
Огромный транспортный вертолет оглушительно затрещал и оторвался от площадки, находившейся вблизи полевого госпиталя. Он увозил последних больных на носилках. Хоуп посмотрела вокруг и увидела маленькую группу амбулаторных пациентов и несколько здоровых жителей Тарсуса. В обеих группах насчитывалось не более двадцати человек. Вертолет заревел еще громче и стал набирать высоту. Марта, слегка дрожа, прижалась к Хоуп. Вертолет удалялся, шум моторов постепенно утихал, и Хоуп услышала пение Марты. Она пела детским голосом какую-то монотонную песню со странным погребальным мотивом:
Вы мне не милы, доктор Фелл.
Но почему, я б знать хотел?
Таков уж, видно, мой удел,
Вы мне не милы, доктор Фелл.
17 ЧАСОВ 25 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ
Рука болела. Уже не только запястье, но вся рука — от локтя до кончиков пальцев. Кровь в ней ожесточенно пульсировала, и она безобразно распухла. Поль по возможности старался не смотреть на бесполезный груз, подвязанный свитером на груди. Что толку смотреть? Все равно ему нечем облегчить страдания. Аспирин кончился. Последние пять таблеток, которые он принял сразу, тоже не помогли. Поль думал о своей левой руке не как о части собственного тела, но как еще об одном препятствии, еще об одном враге. Она распухла, стала в два раза толще правой и лежала на перевязи, давая о себе знать болью, как только он пробовал ускорить шаг. Она мучила его, когда он случайно задевал ее, отвлекала внимание, столь необходимое для преодоления возвышенностей.
Последний кусок сыра был съеден. Он заставил себя съесть его, чтобы отсрочить как можно дольше тошноту, возникавшую от голода и изнеможения. В его кармане оставалось еще несколько сухих абрикосов и плитка шоколада. Но он их берег. Еда понадобится ему позже.
Он еле-еле тащился. Иногда он спохватывался и заставлял себя повыше поднимать ноги, чтобы не волочить их и не оставлять за собой заметного следа, и некоторое время тело подчинялось его воле. Но потом, вымотанное до предела, оно снова расслаблялось. И Поль смирялся с этим, радуясь, что, по крайней мере, может передвигаться, может функционировать. Ему доставляло мрачное удовлетворение то, что преследователи до сих пор его не обнаружили. Никаких вертолетов за последние несколько часов он не видел. Интересно, где они. Может быть, поиски продолжались только на земле, а может быть, вертолеты улетели в другом направлении? Без транзистора он мог только гадать. Однако плохо строить планы на оптимистических предположениях. Не стоит надеяться на постоянное везенье. Ну-ка, подними еще раз эти чертовы ноги, снова и снова приказывал он себе. И какое-то время ноги его слушались.
После того, как Поль вышел из будки у карьера Бингем и заставил себя с безразличным видом пройтись по дорожке, он бросился в лес. Он бежал до изнеможения, до тех пор, пока обручи раскаленной стали не сдавили грудь и не слились с болью в ребрах и запястье. Он бросился на землю и лежал несколько минут, думая, что делать дальше, куда идти. Позвонив Арии и сообщив главное, он выполнил то, что намечал. Теперь надо подумать о себе, о медицинской помощи, в которой он нуждался. Но как? Где? Он даже не мог сдаться преследователям из-за приказа стрелять в него без предупреждения! Поль все представлял предельно ясно. Последует приказ поднять руки вверх. Он лихорадочно начнет освобождать запястье из перевязи. Тем временем нервный молодой полицейский изрешетит его тело пулями.
Войти в больницу или обратиться к врачу было бы равносильно самоубийству. Продолжать двигаться от Бингема к Солт-Лейк-Сити — тоже рискованно. Преследователи как раз и рассчитывают на это. Без транзистора он не имел ни малейшего представления о степени паники, которая охватила население. Как знать, может быть, отцы семейств с дробовиками сидят теперь в каждой гостиной, поджидая его. Надо поступать наперекор тому, что ждут от него преследователи. Чем дольше его не поймают, тем шире будет круг, который они начертят на своих картах. Как ни странно, самое разумное — двигаться назад, в центр этого круга, в Тарсус!
Тарсус! Конечно! Там им и в голову не придет искать его. И чем ближе к Тарсусу, тем в большей безопасности он будет. Там врачи, которые могут вылечить запястье. Там Хоуп ждет его, ей не терпится узнать, как он связался с внешним миром. Поль сидел у большого куста, выжидая, пока восстановится дыхание, и обдумывая свой новый план. Чем больше он думал, тем логичнее он ему