Темная ночь - Джена Шоуолтер

Из ее светло-карих глаз пролились слезы.

– Это самое прекрасное из всего, что я когда-либо слышала.

– Я прошу тебя только об одном – подумай, готова ли ты, – сказал Мэддокс, решив, что если бы ему снова и снова приходилось смотреть на то, как умирает Эшлин… Его живот охватила острая боль. Кровь… Все связанные с этим ужасы…

– Я знаю, чего хочу, – решительно ответила девушка. – Я все еще хочу остаться с тобой.

И снова потребность в близости затмила все остальное.

– Не хочешь принять душ? Парис говорит, что смертным женщинам нравятся водные процедуры, помогают им расслабиться и освежиться, – предложил Мэддокс.

«Наконец! Наконец!.. – зашептал голос в его голове. – Пока еще рано. Но уже скоро…» Он решил, что сделает так, чтобы первый интимный опыт оказался для Эшлин особенным, даже если это убьет его.

Девушка накрутила прядь волос на палец и спросила:

– Ты присоединишься ко мне?

Мэддокс заставил себя помотать головой, и разгневанный демон зарычал. «Почему не сейчас?» – возмутился он.

– Если я пойду с тобой в душ, то возьму тебя, – предупредил он.

Эшлин окинула Мэддокса таким взглядом, что ему стало невыносимо жарко, и он ощутил, как сила этого взгляда проникает в каждую клетку его тела.

– Как уже говорила, я знаю, чего хочу, – прошептала девушка.

Мэддоксу нестерпимо хотелось поцеловать ее, но он понимал, что если сейчас коснется ее губ, то не остановится, пока не войдет в нее, не будет скользить внутри ее лона, ударяясь о ее тело своим.

– Сначала я должен кое-что сделать, – произнес он.

– А потом… – подхватила Эшлин, так и не сумев закончить предложение, хотя в этом и не было необходимости.

– Потом, – пообещал Мэддокс.

Дух неспешно улыбнулся. Во второй раз за эти два дня человек и демон были полностью заодно.

Эшлин торопливо принимала душ, раздумывая над тем, чем в это время занимается Мэддокс. Горячая вода успокоила девушку и смыла с нее все волнения прошлой ночи. Конечно, она ничего не могла поделать с ненавистным воспоминанием о том, как держала на руках бездыханное и окровавленное тело возлюбленного, но от физических последствий этого – усталости, истощающего отчаяния, гнева на тех, кто мог сотворить такое с человеком, которого она полюбила и в котором, возможно, зарождалась любовь к ней самой, – все же удалось избавиться. «Возможно, любовь зародилась в нас слишком быстро, – подумала она. – Но она кажется такой правильной». Эшлин испытывала огромное желание быть с Мэддоксом, обнимать его и прикасаться к нему, давать и получать удовольствие, греться в этих новых приятных ощущениях. Мэддокс больше не считал ее наживкой и хотел, чтобы она осталась с ним навсегда. Уголки губ Эшлин медленно поднялись, и на ее лице расцвела счастливая улыбка.

«Как бы мне разрушить его проклятие?» – вдруг подумала она. Эта мысль появилась в ее голове внезапно, но тотчас же затмила все предыдущие. Улыбка стерлась с ее лица. «Наверняка я могу что-то сделать, чтобы спасти его от вечной смерти и воскрешения, одновременно с которым приходит понимание, что ему скоро снова придется умереть, – решила Эшлин. – Он не заслужил таких страданий».

Эшлин прижала затылок к покрытой влагой белой настенной плитке. «Наверняка кто-то когда-то говорил о богах и о том, как избавиться от их глупых и несправедливых проклятий», – подумала она. Эшлин, очевидно, что-то слышала об этом, но голос говорившего потерялся в хоре других голосов. «По крайней мере, теперь я знаю, к чему прислушиваться», – решила она.

Девушка была уверена, что Мэддокс не разрешит ей покинуть крепость, если она скажет, что хочет что-то об этом разузнать, поэтому решила уйти, ничего ему не говоря. «К тому же я не слышу голоса, когда он рядом».

Эшлин вспомнила слова Мэддокса: «Ты моя женщина, а я твой мужчина. До того как ты появилась в моей жизни, она была безотрадной. Я существовал, но не жил. Теперь я живу, даже когда умираю». «Необходимость защищать меня настолько важна для него, что он считает собственные страдания всего лишь небольшой платой за мою безопасность. Я уже очень много о нем знаю. Придется уходить ночью, когда он не сможет остановить меня, а утром незаметно проскользнуть обратно».

«Не думай об этом, – остановила себя Эшлин. – Заняться шпионскими играми можно позже. Очень скоро я впервые займусь любовью с мужчиной. С Мэддоксом». Она представила себе, как его большие сильные руки ласкают все ее тело, его рот пробует ее на вкус, а пенис оказывается глубоко внутри ее. Девушка вздрогнула, понимая, что сначала она отчаянно хотела уйти, а теперь так же сильно стремится остаться. «Но мне каким-то образом нужно выйти на связь с Макинтошем и дать ему понять, что со мной все в порядке», – пронеслось в ее голове. Затем она спохватилась: «Но не сейчас, после». После того, как она впервые познает самое сокровенное из всего, чем занимаются люди, и поймет, каково это – быть с кем-то связанной. Это показалось Эшлин довольно эгоистичным, но она уже не могла остановиться.

Девушка понимала, что на этот раз Мэддокс завершит начатое вчера. Его крепкие мышцы обещали так много. А тот раскаленный взгляд, которым он одарил ее прежде, чем выйти из комнаты, только подтверждал это. Эшлин больше не боялась, что Мэддокс покинет ее, как это делали тысячи мужчин с множеством женщин. Он был очень сильным, страстным и… другим. Ему не нужно было лгать или давать ложные обещания, чтобы получить желаемое. Он просто брал. Но вместо того чтобы воспользоваться этим, решил, что будет, наоборот, давать.

Эшлин закрутила краны, поток воды сменился все реже падающими каплями. «Почти пора», – подумала она, и между ног у нее стало влажно и горячо, а соски по твердости могли сравниться с камнем.

По коже Эшлин бежали капли. Она представила, как Мэддокс слизывает их, снова вздрогнула и чуть не застонала. Схватила полотенце и вытерлась им настолько тщательно, насколько смогла, а затем пропустила мягкую белую ткань под мышками и завернулась в полотенце так, чтобы оно закрывало ее тело от груди до коленей. Полная желания, окруженная облаком пара, она вышла из ванной.

Однако Мэддокса в спальне не оказалось. Эшлин нахмурилась, но затем наступила на что-то мягкое и посмотрела вниз. Из фиолетовых шелковых шарфов была сложена извилистая «тропа», ведущая из спальни в соседнюю комнату. Остановившись за дверью, она едва не открыла рот от радостного удивления.

Эшлин уже была в этой комнате. Именно туда она забралась через балкон, но теперь все вокруг выглядело иначе. Вчера все было покрыто пылью, даже простыни. Теперь комната превратилась в идеальное для получения удовольствия место. Стены украшали бра, золотистый свет которых бликовал на черном шелковом постельном белье. «Мэддокс здесь все убрал, – подумала Эшлин. – И сделал это для меня». Ее сердце бешено забилось.

«Но где же он?» – спрашивала себя она.

Балконная дверь оказалась открыта, и через нее в комнату проникал прохладный свежий воздух. Девушка подошла ближе. Ее кровь кипела, и поэтому она не замечала холода. Мэддокс стоял спиной к ней, крепко схватившись за балконные перила. Его темные волосы (Эшлин заметила, что они влажные) беспорядочно торчали. Широкие загорелые плечи были обнажены. Девушка отметила, что прежде никогда не видела его обнаженную спину. Ее украшала огромная татуировка в виде бабочки, начинавшаяся над его плечами и заканчивавшаяся чуть ниже пояса штанов. Она была красной, почти неоновой, и выглядела очень злой. Эшлин казалось, будто бабочка вот-вот слетит с тела мужчины и разорвет ее на части. «Странно, – подумала она. – Бабочки – такие нежные создания. Я даже представить себе не могла, что одно из них может оказаться таким пугающим и что у человека, точнее, у Мэддокса может быть такая татуировка».