Тень Казановы - Наталия Яровая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жалко, — откликнулась я.
Алексей Сергеевич посмотрел на меня долгим-долгим взглядом:
— Знаешь, девка, знакомы мы вроде недолго. Но как-то душой я к тебе расположился. Может, оттого, что дочь моя все время про тебя хорошо говорила. Только и слышал от нее в последнее время: Вика да Вика!
Неудивительно. И я в последнее время от нее тоже только это и слышала. Я поморщилась. Дед не заметил.
— Я тебе весь дом перечинить могу задаром, только ты просьбу мою исполни.
— Господи, Алексей Сергеевич, не надо ничего задаром чинить! Я и так вам чем смогу — помогу!
Помогу-помогу… Назначение у меня такое — помогать. Терпеть. Вы мне — пакость всякую, а я вам помогать брошусь по первому зову! Ладно, не виноват дед. И мальчишка не виноват. Не злись, Вика. Их фамилия — не Безугловы. И хоть они Шизины родственники, но не Лизой их зовут. Не злись!
— Спасибо тебе. А дело такое. Болен я. С виду крепенький, а хвораю сильно. Врачи настраивают надолго не рассчитывать. Помру, бог с ним, свое уже прожил. А Серега один останется. Без догляду. Нет, я не денег для него прошу!!
— Алексей Сергеевич!
— Не перебивай. Я сам вижу, что деньги для тебя как раз не проблема. Так денег не надо! У Сережки квартира мамина есть. И дом свой я ему отписал. Он — не бедный. Маленький только еще. Ты его, Вика, случись чего со мной, просто поддержи. В жизни чтоб не потерялся. Он — умненький у меня, не хлопотный. Ему лыжню покажи, он и поедет. Не брось его уже, ладно? Он к тебе, как к подруге мамы, с большим доверием относится. Послушает. Он в матери-то, хоть и непутевая она была, души не чаял.
Больше тебе, дед Алексей, обратиться не к кому, конечно. Нас, дураков, не так уж много. Ну, сказала твоя Лиза, что я — хорошая, значит, хорошая.
— Не беспокойтесь, Алексей Сергеевич. Не брошу мальчика.
— Ну, я так и рассчитывал, что не откажешь.
После этого Сергей Павлов еще пару раз помыл мою машину, потом обреченно заявил, что зимой моются только дураки, которым деньги некуда девать, и исчез. Я не знала, где его искать.
Он появился в марте. Приехал в дом. Еще более длинный и такой же худой.
— Дед умер, — сказал с порога.
Я засуетилась, обняла мальчишку:
— Господи, хоронить надо. И все такое. А ты у нас оставайся пока!
— Да нет. — Он спокойно вывернулся из моих рук. — Он почти месяц назад умер. Не мучился, слава богу. Хотя так болел! А деньги на похороны он всегда в заначке держал. Только я знал — где. Так что похоронили достойно.
И замолчал. Я тоже ничего не могла сказать. Мы просто стояли рядом. Худой и длинный Павлов. И я — «мать Тереза», как говорит моя мама.
— Я больше не могу! — взвыл гордый Серега на весь дом. — Я один!
Неожиданно он бросился мне в руки и заревел. Как Юлька.
— Можно я к вам буду приезжать иногда?
Ну куда деваться?
— Дурачок! — обозвала я. А слезы сами потекли по щекам. Сами. — Не надо никуда приезжать! И уезжать никуда не надо. Здесь твой дом.
— Оформите на себя мою квартиру! — промычал он сквозь рев. — И дедов дом еще есть! Я вас всегда слушаться буду. И защищать! И детей ваших! И Джима!
— Совсем дурак! — ответила я.
Мы оба теперь ревели. Громко-громко.
Опять — ничья…
— Дамы и господа! Наш самолет совершил посадку в аэропорту города Владивосток. Просьба всем оставаться на своих местах до полной остановки…
Я проснулся. Я выдернул себя из пустоты. Сон — больше ничего не надо. Во сне ничего нет. Ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Просто время идет, и все. Виктория, молодец, не тревожила. Дала папе три часа поспать, не пищала, тоже спала. И я спал. Правда, прежде принял почти бутылку виски… Последние порции стюардессы носили опасливо, но я их утешил — я скоро усну, а ребенок у меня спокойный, проблем не будет. Проблем и не было. Я же сразу сказал, что ребенок спокойный. Всем спать!
С начала полета девчонки-стюардессы просто не отлипали от нас. Такая маленькая девочка с папой. А мама где? А нету мамы. Только папа и остался. Девчонки старались. Люльку принесли, все время за нами приглядывали.
Значит, мы — во Владивостоке. Это — хорошо. Дома. Дома…
В аэропорту никто не встречал. Некому. Из багажа выдали коляску. Виктория активно из нее взялась взирать на мир. Парень подошел:
— Такси?
Ну, подавай такси, друг, других вариантов нет.
— Куда едем?
— Сейчас узнаем. — Позвонил адвокатам, через пару минут все прояснилось.
— Некрасовская, семьдесят. Знаешь?
— Знаю.
Поехали. И опять вопросы про детей, про маму. Нету мамы, ну нету! И меня бы не было. Да кто тогда у ребенка останется? Нет, кто-то должен быть. Пришлось повременить с «нету», хотя так хотелось… Ребенок не виноват.
Черт его знает, хорошо ли, что я теперь помню все. Был бы овощем, как хорошо было бы. Ничего не знаю, ничего не вижу, ничего никому не скажу. Так нет же, знаю, вижу, слышу.
Тяжело. Жить как-то надо. Как? Да вот так.
— Приехали. — Таксист притормозил возле невзрачной панельной девятиэтажки.
Выгрузились. Второй подъезд, пятый этаж. Железная обыденная дверь. Звонок справа.
— Здравствуйте, Сергей Викторович!
Приятная пожилая женщина. Полная, добрые глаза. Это тоже хорошо.
— Здравствуйте!
Сразу Викторию из коляски выдернула:
— Котик какой маленький! Добро пожаловать домой!
Виктория охотно заулыбалась, научилась уже. Домой! Это я из Москвы с адвокатами местными созвонился, попросил снять квартиру, нанять хорошую няню, ну и вообще — подготовить все. Подготовили, молодцы. Трехкомнатная квартирка, уютненько. Спальня для папы, детская для Виктории с няней, уютная гостиная, и кухня блестит бытовыми агрегатами. Большая кладовка со стиральной машиной, ванная-туалет со всякими детскими прибабахами. Были б деньги, в общем. А не были бы? Страшно подумать…
В Москве продал все: квартиру, машины, Машкину контору. Машка всегда говорила, что это наш общий бизнес. Никогда не верил. Эх, Машкин, Машкин!.. Продал, в общем. Нет Машки. Нет бизнеса.
— Как вас зовут? — у няни спросил. Надо жить.
Она засмущалась:
— Марь Иванна.
— Хорошее имя. — Мне и правда понравилось. Вот и хорошо, что Марь Иванна. Будем жить, Марь Иванна. Глаза такие добрые… Бывает же! И Виктория у нее на руках пригрелась. Головку на плечо прислонила и помалкивает. Нравится, наверное.
Так, чего теперь делать? Не знаю, если честно.