Дурные - Ксения Михайловна Спынь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Агнешка прижала рукою живот, чтоб не урчал — наверно, половины маленькой шоколадки ему не очень хватило.
— Надо было поесть там, — пробормотала она.
— А?
Агнешка не ответила. Аккуратно сложила обёртку и спрятала обратно в сумку. Порылась ещё в ней.
— Вот это странно… — сказала она.
— Что?
— Я в том сне кое для чего отдала автомобильную шпильку, и кажется, её здесь нет.
— Мне показалось, ты монету им кинула, — сказала Алиса. — Ну, из тех, больших, что в фургоне… — она прервалась вдруг, будто с размаху налетела на что-то, и замолкла.
— А, нет, — мотнула головой Агнешка. — Я не брала те монеты. Это шпилька для колеса была, я её у автосервиса с луной…
Она тоже замолчала и в удивлении — даже перестала идти на секунду — уставилась на Алису. Почти сразу отвернулась.
— Хотя нет, — возразила она сама себе. — Шпильку я бросила Лане, чтоб она не стояла у машины.
Много минут шли совсем молча. Так было проще. Всё, что в ящике молчания, лежит там хоть вечно, и не обязательно открывать его.
Следующий фонарь вспыхнул над ними. Алиса снова оттянула лямку у шеи, тщетно пытаясь сдвинуть сумку немного поудобнее.
— Перевесь на другое плечо, — Агнешка чуть покосилась в её сторону.
— Да нет, нормально, — Алиса помолчала ещё. Спросила. — Агнешка?
— Мм?
— А ты правда считаешь, что я хорошенькая?
— Хах, — тихо выдохнула та, дёрнув губы в кривой усмешке. — Пить надо меньше.
Она перехватила на секунду взгляд Алисы.
— В смысле мне. Я помню, что ты не пила.
— Нет, я просто…
— Да, — Агнешка отвернулась. — Забей.
Можно даже было почти не идти — асфальт сам двигался навстречу, а зубья леса маячили сбоку, стоило только перебирать ногами или делать вид, что перебираешь. Наверно, вся картинка тоже делала вид, вся действительность казалась, была ненастоящей, только изображала, как изображают невесомость в миг перед падением. Наверно, действительности не было. Действительность разорвалась и разбилась когда-то давно, как небо, которого не стало сверху, только мозг не понял, как могло так случиться и остаться вот так, дальше, быть, вот и придумал себе подмену, подлог — эту дорогу, пятна фонарей, жёлтую линию и лес за ней, — а для надёжности забыл, как придумал.
По дороге прошагала колонна. Агнешка и Алиса сдвинулись к обочине, чтобы дать им пройти. Это были те, без лиц, в бордовых и красных соцветиях под шапками и капюшонами, в провалах и отростках, с крепкими крючками рук. За некоторыми под ногами волоклись размотавшиеся ленты — будто кто-то хотел, может, заполнить длинные списки, но, глянув, бросил, и теперь они просто тащились по земле, и иногда позади кто-то запинался о них, но никогда не падал окончательно и никто не обращал внимания. Они шли неровными рядами, сгорбленно пошатываясь, и всё не кончались, всё шли и шли по дороге.
Алиса, широко распахнув глаза, упёрлась в бредущих взглядом, словно против воли, словно она меньше всего хотела смотреть на них, но не смотреть не могла. Она отвернулась к лесу в другой стороне и шла так какое-то время, пока голова её вновь не обернулась к колонне.
— Но… Почему так… — она тихо всхлипнула в темноту. — Они же просто идут и идут. Как будто всё время так и будут идти теперь, не останавливаться, ни на что не глядеть даже и не говорить ни о чём. Как будто… у них же ничего больше нет. Вообще ничего другого, и никогда уже не будет.
Она прервалась, с трудом глотнула воздух через пережатое горло.
— Это… тоска такая…
Агнешка двигалась слева, ближе к рядам. Она смотрела прямо, не оборачиваясь и не глядя, как кадавры тянулись с ней рядом. Только когда один, проходя, случайно задел её рукавом, она содрогнулась всем телом, но не продолжала молчать.
Колонна закончилась и стала медленно удаляться вперёд. Алиса вскинула голову, провожая их взглядом.
— Как думаешь? Им можно было бы чем-то помочь?
— Вряд ли, — задумчиво проговорила Агнешка. — Они ничего не хотят.
Бредущие постепенно растворились во мраке, не поворачиваясь и ни на что вокруг не смотря. Они шли в ночь, где их ничто не ждало.
— Мне кажется, мы тоже пойдём вот так, — пробормотала глухо Алиса. — Будем идти и идти и никуда не придём, а потом и забудем, зачем нам куда-то надо. Мы ведь уже… Мы ведь и так уже… Да? — она обернулась за ответом. — Да?
— Ну, хочешь, я скажу, что нет, — ответила Агнешка почти без интонаций.
Смутный звук от шагов затих впереди, где становилось не разобрать. Больше никто не появился на дороге. Лес молчал на них сквозь непроглядную гряду зубьев, и они сместились от него снова на середину. Они двигались, не задерживаясь, но и не ускоряясь слишком — не сильно хотелось бы догнать.
Не было уже даже холодно, только клонило немного в сон от чередования пятен света с темнотой между ними, словно они гипнотизировали, укачивая на ходу, делая всё совсем уж плоским и намалёванным, привидевшимся, когда закрываешь на секунду глаза.
Чуть согнувшись у фонаря, Алиса — её скашивало несколько вбок, будто сумка перевешивала — в очередной раз поддёрнула лямку у шеи, но она сползла на прежнее место. Агнешка не стала предлагать ей переместить на другое плечо. Сама она уже давно шла, прижимая руку в районе диафрагмы, и в полуприкрытых глазах её не читалось ничего.
— Ты о чём-нибудь думаешь сейчас? — спросила Алиса.
— Мм… А что?
— Нет, так… Подумалось вдруг: можно ли нам вообще ещё о чём-нибудь думать — вспоминать или загадывать на будущее? Это же, ну… как будто уже не имеет смысла, даже если бывало когда-то, и всё равно теперь не сбудется.
— Можно просто думать о чём-нибудь приятном, если хочется, — протянула Агнешка. — Не чтобы что-нибудь.
Она глянула мельком на Алису:
— Тебе хочется о чём-то?
— Я… — та растерянно улыбнулась. — Я почему-то думаю о том преподе, про которого говорила. Не знаю зачем. Там действительно ничего такого не было, если вдруг ты правда решила. Я почему-то думаю, что хотела показать ему свои записи, когда закончу — книга это будет или что… То есть уже ничего, наверно, не будет. Но я почему-то думаю, что было бы, если бы я ему показала и что бы он сказал на это, — она хихикнула шёпотом. — Зачем я это думаю.
— Почему нет. Может, это чуть дольше продержит на плаву, а там выяснится, что