Её цветочки - Шеннон Морган

поскольку ни он, ни она не желали спускаться в ад, возможно, находящийся под старой психиатрической лечебницей.

– Пошли, – нехотя сказал Констейбл, осветив фонариком узкий лестничный проем. – Давайте закончим это дело.

Они спускались все ниже в подвал этого жуткого здания, и круглые стены лестничного проема словно сдавливали их.

Наконец они вошли в узкий, лишенный окон коридор, по-видимому, тянущийся направо и налево, с разбухшей дверью справа, на которой криво на одном болте висела табличка, гласящая: «Только для персонала». Пол здесь был покрыт склизкой зеленой плесенью, в воздухе пахло гнилью.

Они молча пошли налево, заглядывая в тесные комнатки, со стенами, исцарапанными ногтями. Затем Констейбл остановился перед разбухшей дверью и, вздрогнув всем телом, взялся за грязную дверную ручку. Похоже, эту дверь заклинило.

– Не заперта, – сказал он, посветив фонариком в щель между дверью и косяком. – Отодвиньтесь. – Отдал мобильник Фрэнсин и надавил на дверь плечом. Под его натиском та заскрипела и с третьей попытки слегка приоткрылась.

Сумев открыть ее только наполовину, они протиснулись внутрь, и их едва не стошнило от смрадного воздуха, который был заперт здесь несколько десятилетий.

Пол здесь был усеян опрокинутыми шкафами для хранения документов и стеллажами, везде стояли разорванные картонные коробки и валялись разбросанные папки с бумагами, прилипшие к покрытому плесенью полу.

– Фу, – пробормотала Фрэнсин и натянула кардиган на нос, пробираясь между сваленными на пол шкафами и коробками, затем заглянула в коробку, на боку которой красовались буквы «X – Z», и достала из нее одну из папок.

– Что это? – спросил Констейбл.

– Медицинские карты пациентов, – ответила Фрэнсин. И заглянула в еще одну коробку, на боку которой был выведен только ряд чисел. У нее оборвалось сердце. – Их тут сотни, – прошептала она.

На лице Констейбла отразилось смятение под стать ее собственному. Чтобы просмотреть все эти медицинские карты, потребовалась бы целая вечность.

Тодд пришел в себя первым.

– Они никуда от нас не уйдут. Мы вернемся сюда завтра и начнем просматривать их.

Им обоим надо было срочно выйти на свежий воздух, и они торопливо поднялись на первый этаж и побежали по коридору.

– В чем дело? – спросила Фрэнсин, остановившись, когда до нее дошло, что Констейбл отстал.

Он сглотнул и молча показал рукой на дряхлое кресло на колесиках, которое вдруг покатилось по коридору и, с жутким стуком ударившись об одну его стену, откатилось и с таким же жутким стуком ткнулось в другую.

– Жаль, что я это видел, – прошептал он.

– Но его же никто и ничто не толкает! – в досаде воскликнула Фрэнсин. – Почему я не вижу здесь привидений?

Констейбл поспешил к ней и взял ее под руку.

– Даже если б вы могли их видеть, привидения не помогли бы вам найти ответы.

Следуя за прыгающим лучом фонарика, они торопливо покинули Образцовую лечебницу и побежали по лесу, перейдя на шаг только тогда, когда впереди показался Туэйт-мэнор.

26 июля 1969 года

– Мой прекрасный мальчик, – нежно пробормотал Отец, невнятно произнося слова, и, подняв Монти, улыбнулся, как никогда не улыбался дочерям.

Монти не захихикал, не закричал оттого, что его разбудили.

Чуть-чуть приоткрыв глаза, Бри в недоумении смотрела, как Отец медленно подносит Монти к лицу, потрясенно раскрыв рот.

– Нет, – прошептал Он, нежно коснувшись маленького личика.

Было жутко наблюдать, как на Его лице отражается горе, как лицо искажается, когда реальность превращается в кошмар. Хотя Бри и ненавидела Отца, она разделяла Его горе.

Потому что Монти не спал. Он был мертв.

Бри поняла это не сразу. Сначала на лице Отца отобразилась растерянность, потом ужас. Он покачал головой, словно не веря своим глазам, глубоко, судорожно задышал. Затем зажмурился, и двор огласил Его рев, полный муки, когда Он прижал тело Монти к груди.

Затем мука сменилась яростью, ибо Он искал, на кого возложить вину.

Бри хорошо знала этот Его вид, его знали все девочки семьи Туэйт. Его черты искажались, кожа краснела, лопнувшие сосуды на щеках становились фиолетовыми, глаза превращались в щелки, губы сжимались, сухожилия на шее напрягались и выступали.

Свирепый взгляд остановился на Бри.

– Ты! – прошипел он. – Это ты убила его!

Теперь бесполезно делать вид, что она оглушена. Бри вскочила на ноги и попятилась к дубу, подняв руки в попытке защититься.

У нее не было времени оправдаться. Он сразу же оказался рядом и не дал ей броситься к дубу. Схватил ее за длинные рыжие косы и дернул так сильно, что ее голова запрокинулась назад, и она увидела щетинистое лицо Отца снизу вверх.

– Я убью тебя! – пробормотал Он.

Бри рыдала от боли, пока Он тащил ее за волосы по двору на кухню.

– ЭЛИНОР! – завопил Он. – ЭЛИНОР! А ну иди сюда, тощая ты сука! Я убью ее! Я убью их всех! Она убила его… Она убила Монти. – Последние слова Он произнес сдавленным шепотом. Затем упал на колени перед столом, на который положил Монти, и просто уставился на малыша, сотрясаемый рыданиями.

Бри отчаянно пыталась вырваться, освободить свои волосы из хватки, но Он, кажется, совсем забыл о ней и нежно бормотал что-то, обращаясь к Монти.

– Джордж? – Мама торопливо вошла в кухню и остановилась как вкопанная. Ее зеленые глаза посмотрели сначала на Бри, все еще пытающуюся высвободиться, затем на Монти. Она прижала руку к груди, и по ее преждевременно увядшей щеке покатилась одна слеза. Она не двигалась, застыв. Затем замотала головой, и все ее тело затрепетало от усилия, которое она делала над собой, чтобы сдержать горестный крик.

Казалось, прошла целая вечность, а потом мама прошептала:

– Что ты наделал, Джордж? – Она продолжала стоять в дверях, словно боясь подойти к Монти, боясь коснуться его холодного тела и окончательно удостовериться в том, что он мертв.

Джордж Туэйт повернулся так быстро, что Бри упала, и протащил ее по полу, словно старую тряпичную куклу.

– Я? – Он дернул Бри за косы и грубо поставил ее за ноги. – Это сделала твоя маленькая сучка. Я обнаружил ее возле колодца вместе с Монти… С моим Монти!

Бри возобновила свои попытки, схватив свои косы и выдернув их из ослабевшей хватки Джорджа, который обмяк перед телом сына, горестно повторяя его имя.

На лице мамы застыла гримаса ужаса.

– Мама, мне так жаль, – рыдала Бри. – Мне так жаль… Я не знаю, что произошло. Мне так жаль…

Мама, до сих державшая себя в руках, напрягшись и одеревенев, поникла, охваченная ужасом.

– Что ты наделала, Бри? – прошептала она, и по ее щекам покатились слезы, которые она не