Укрощение красного коня - Юлия Яковлева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Философии насчет жерновов понять не хотят? Надо назвать покрасивее. Жемчуга, например. А то — жернова…
Журов сел на ступеньки. Кивнул рядом.
— Тут коротко не поговоришь. Или есть другие дела?
Сел и Зайцев. В кармане стеклянно булькнуло, напомнив о себе.
— Есть неплохая идея, — сказал он Журову.
Товарищ Панкратов был не дурак. Зайцев вполне оценил его стратегию. Опытный и мудрый алкаш, алкаш с предохранителем. Чтобы не квасить по‑черному, не сойти с круга, задал себе трудные границы — только импортное. Опыт Зайцеву понравился. Качество импортного свинобоя не оставляло желать ничего лучшего на этом свете.
Он не очень помнил, как они с Зоей сели в поезд. Крутые ребра реальности приятно подтаяли, углы жизни блаженно смягчились. Руки мотались легко. Зоино ледяное презрение смешило. Как и собственные ноги, которые шли не туда. В купе сразу повалился спать. Проспал весь день. Обнаружил за окном малиновый закат. Ужаснулся: всю ночь теперь куковать.
Зоя обдала его морозным взглядом. Но консервная баночка перед ней, из пайка товарища Журова, была пуста, а кирпичик армейского хлеба — подщипан с одного конца. Консервы и хлеб Журов всучил ему почти силком — уже на темном перроне, когда его паровоз выпростал пышный рукав белого дыма и дал свисток. Сунуть еду обратно Зайцев уже не успел.
— Не свались под поезд, милиция! — захохотал Журов, чуть не упал сам и, махнув на прощание рукой, втащил себя за поручень в вагон — под неодобрительный взгляд кубообразной проводницы.
— Нажрались, — прошипела Зоя. И вышла с прямой шеей.
Они были на пути в Ленинград. Роли вернулись: конторская фифа с передовыми принципами — недалекий мильтон с домостроевскими взглядами. Зайцев снял рубашку и брюки, блаженно ощущая всем телом холодок крахмальных простыней. И не успев ни как следует ужаснуться утренним перспективам («вот завтра‑то башка треснет»), ни обежать мысленно ночной разговор с Журовым, снова провалился в темноту. И в темноте этой не навестили его ни обессилевшие скелетики с распухшими животами, ни отчаявшиеся матери с ввалившимися глазами и руками‑цевками. Ни Пряник, ни Жемчужный, ни курсанты, ни Артемов, ни товарищи Буденный и Тухачевский, ни собаки. До самого утра.
Тушенка в дрожащих желатиновых каплях, черный хлеб и горячий чай на завтрак показались ему пищей богов.
Зоя глянула строго раз, другой. Потом лицо ее смягчилось.
— Вам плохо? — сочувственно спросила она.
«Ну и видок у меня, наверное», — подумал Зайцев. Перекатил непрожеванное за небритую щеку и ответил честно:
— Как ни странно — хорошо.
Да, импортный коньяк — это вещь. После приятельства с отечественным продуктом он бы проснулся с ощущением, что в голове топор. Мысли были легкими, ясными. А может, все дело было просто в том, что он, наконец, выспался — наконец, кто‑то отключил жару за окном.
Зоя глядела веселей. Словно приближение к Ленинграду тоже наполняло ее силой.
Она даже слегка улыбалась, поглядывая в окно.
— Чему вы улыбаетесь?
— Разлука все расставит по своим местам.
Очевидно, остатки дорожной интимности еще болтались на дне, и она, как Журов, спешила распить их с собеседником, которого вскоре покинет навсегда.
— Верно? Что, товарищ Зайцев? Скажете, я не права?
— В целом — да. Главное, чтобы места оказались как надо.
— То есть?
— Разлука расставляет, да. Но не факт, что туда, куда нам хочется.
— А что?
Начинать следовало осторожно.
— Может, ваш герой, посидев без вашего очаровательного общества, все взвесил — и решил вернуться к жене. Партийная карьера, знаете ли, моральный облик. Дело большое. Такие вопросы романтическим наскоком не разрубаются.
У Зои презрительно дрогнуло лицо. Но она ничего не сказала. Зайцев приободрился.
— Вы бы не спешили к нему на крыльях любви. Позвоните сначала. Прощупайте почву, — принялся советовать он. — Как бы невзначай.
— Много вы понимаете! В любви.
— Считайте, что я просто представляю собой мужской пол, — миролюбиво предложил Зайцев.
— Чушь! Мужчины и женщины — всего лишь люди. В вопросах пола и отношений между полами они одинаковы. В старину, может, и водились различия, насаждаемые и поддерживаемые охранителями, косными классами. Но сейчас…
Оседлав любимого конька, она в мгновение ока унеслась так далеко, что Зайцеву не оставалось ничего, как только дать обеими ладонями по столику. Подпрыгнули пустая банка, хлебные крошки и Зоины плечи. Она умолкла.
— Слушайте, вы… Вернетесь в Питер — и вы пропали!
— Что вы…
— Слушайте. Финтить я с вами не намерен. Дело ваше плохо. Хуже, чем вы думаете.
— Что вы несете?
— Я знаю об этом наверняка. И говорю вам прямо, польку‑бабочку танцевать вокруг вас не собираюсь. Вас он отослал в эту поездку с надеждой, что вы сами все поймете и не вернетесь. Так поймите, наконец!
— Вы не понимаете… Вы хоть понимаете, насколько оскорбительны ваши слова? По отношению к человеку, которого вы никогда не видели. Человеку, которому вы и…
— Отослал — чтобы не видеть больше.
Она не верила его словам. Но тону, похоже, верила против собственной воли.
— Кто вам сказал? Вы с ним даже не знакомы! Я вам даже ни разу не назвала имя!
— Хорошо. Не знаю. Не спорю. Просто выслушайте. И с этими фактами на руках — сами поглядите на ваши с ним высокие отношения. Я вам свое мнение не навязываю. Хотя оно таково: сойти на ближайшей станции, раствориться, исчезнуть, никогда не возвращаться в Ленинград. Союз большой.
— Вы…
Зайцев не дал ей перебить его.
— Ваш женатый герой — не герой. Совсем не герой.
— Да кто дал вам право? Этот человек в сто, в тысячу раз лучше вас.
— Договорились, я дерьмо. А от него мне просто передали приказ оставить вас в Новочеркасске. Как угодно. Вплоть до…
— Лжете.
— Зоя!
— Кто вас надоумил? Она?
Зайцев мог рассчитывать на свое умение колоть трудных свидетельниц. Но спорить с влюбленной женщиной…
— Мой совет: уезжайте сами. В провинцию, в союзную республику. Найдите службу. Устройтесь. Вы справитесь. И ребенка сами подымете. Это единственное, что… Иначе конец. Совсем конец. В худшем смысле.
Она молчала. Убедилась, что он сказал все. Поверила, наконец?
Ее лицо чуть озарилось.
— Я поняла. Вы все еще пьяный.
Поднялась.
— Зоя, прошу вас. Сделайте, как я говорю. Верьте. Ведь у вас малыш скоро. Вы теперь не только за себя саму решаете.