Жестокость и воля - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Можно, Владимир Андреевич? — в кабинет Мокроусова заглянула секретарша.
Главный врач Центра протезирования и реабилитации стоял, склонившись над своим старомодным дубовым столом, и с озабоченным видом перебирал бумаги.
— Я занят, — раздраженно бросил он.
— Я знаю, Владимир Андреевич. Но дело в том, что… — девушка замялась и, обернувшись, выразительно посмотрела через плечо. — К вам пришли.
— Ну и что? Пусть подождут, я пока не принимаю.
Он выглядел очень недовольным.
— Товарищ из милиции.
— Что? Какая милиция?
— Он говорит, что из уголовного розыска. Следователь. Занимается делом нашего э… Никиты Григорьевича.
— Ах, вон оно что? Так бы сразу и сказали.
В кабинет вошел невысокий коренастый мужчина с широким, крупной лепки лицом, короткой стрижкой, в темно-сером довольно непрезентабельном костюме и туфлях явно не из магазина знаменитой швейцарской фирмы «Балли».
Недовольство на лице Мокроусова мгновенно сменилось маской радушия и гостеприимства.
Позабыв о своих бумагах и занятости, он шагнул навстречу гостю и протянул ему руку.
— Здравствуйте, товарищ…
— Борисов, — представился вошедший.
— Позвольте узнать ваше звание, — с чувством пожимая руку следователю, спросил Мокроусов.
— Капитан.
— Пожалуйста, товарищ капитан. Проходите, садитесь. Я к вашим услугам. Милочка, сделай для нас кофе, будь так добра.
Милицейский капитан с любопытством осмотрел кабинет главврача, сел в предложенное ему кресло, расстегнул пиджак на груди.
Мокроусов бросил на следователя взгляд, в котором, кроме внимания и почтения, присутствовала и некоторая доля снисходительности. Ведь самому Владимиру Андреевичу и в страшном сне не могло присниться, чтобы он когда-нибудь надел костюмчик от объединения «Большевичка» и туфли какой-нибудь обувной фабрики номер один.
— Я по поводу вашего сотрудника Долгушина, — кашлянул посетитель.
На лице Мокроусова тут же появилось выражение скорби.
— Да-да, понимаю. Для нас всех это такая утрата. А что бы вы хотели узнать от меня?
— Вы же были его, так сказать, начальник. Некоторые факты биографии…
— Вы можете обратиться в наш отдел кадров, — сказал Мокроусов, поправляя на переносице очки в тонкой золотой оправе. — Там вам предоставят исчерпывающую информацию.
— Это все, конечно, будет сделано официальным путем, — сказал капитан Борисов.
Он выглядел несколько смущенным, что обычно не свойственно представителям его профессии.
— Видите ли, Владимир э…
— Андреевич.
— Видите ли, Владимир Андреевич, анкетные данные, конечно, полезны для общего ознакомления, составления, так сказать, приблизительного портрета потерпевшего…
В кабинет вошла секретарша, держа руке поднос с кофейными чашками и блюдцами.
Судя по всему, следователь, навестивший Мокроусова, никогда прежде настоящего китайского фарфора в руках не держал. И потому не мог оценить по достоинству ни изящества форм, ни красоты рисунка.
Зато длинные и стройные ноги секретарши он проводил долгим и выразительным взглядом.
«Что ж, вполне определенный типаж, — подумал Мокроусов, мгновенно определив тактику собственного поведения. — Милицейский служака с весьма ограниченным воображением».
Следователь сделал два глотка кофе и отставил чашку в сторону.
— Вы уже, наверное, в курсе того, что произошло с вашим сотрудником Долгушиным?
— В общих чертах, — Мокроусов развел руками. — Занятость. Вы знаете, очень много текущих дел. У меня ведь больные, операции, почти двести человек персонала. Я буду вам очень признателен, если вы посвятите меня во все подробности. Там, где не хватает фактов, приходится довольствоваться в основном слухами.
— Общая картина такова, — казенным тоном сказал следователь. — Соседи по лестничной площадке услышали в квартире потерпевшего шум борьбы и крики, они обратились по телефону в органы внутренних дел. После этого на место прибыл дежурный наряд милиции. Дверь квартиры была заперта, на звонок никто не отвечал, и старшему наряда пришлось в присутствии понятых вскрывать дверь. Владимир э…
— Андреевич.
— Владимир Андреевич, я, с вашего позволения, закурю.
— Разумеется. Пепельница на столике рядом с вами.
Следователь достал из кармана пачку «Родопи» и, чиркнув спичкой, закурил.
Кабинет сразу же заполнился удушливым запахом дешевого болгарского табака.
Мокроусов вышел из-за стола, открыл форточку.
— В ванной комнате было обнаружено тело со следами множественных ножевых ранений. После того как понятые опознали в потерпевшем Долгушина Никиту Григорьевича, старший наряда вызвал оперативно-следственную группу. После проведения необходимых следственных мероприятий было возбуждено уголовное дело по факту убийства.
Мокроусову, российскому интеллигенту в третьем поколении, неприятно резануло слух, как следователь произнес «возбуждено», с ударением на втором слоге. Но как человек воспитанный, он лишь чуть-чуть поморщился.
— Значит, убийство? — со вздохом спросил он. — И никаких сомнений?
— Характер ранений никак не подтверждает версию о самоубийстве, — произнес Борисов. — Но мы, конечно, рассматривали и ее.
— И ничего из вещей не взяли?
— Да, — покачал головой Мокроусов, это печальное событие. Множественные ножевые ранения… Какой варвар сделал это?
— Нам бы тоже хотелось узнать. Борисов затушил в пепельнице окурок и прикурил новую сигарету.
Мокроусов сдержанно кашлянул, но промолчал.
— Скорее всего мне придется вызвать вас в качестве свидетеля по делу о смерти Долгушина, — сказал следователь.
— Свидетеля? — удивленно переспросил Мокроусов. — Но что же я вам могу сообщить? В тот день я допоздна находился на работе.
— Не пугайтесь, Владимир Андреевич, — следователь наконец-то запомнил имя и отчество главного врача. — Свидетель и подозреваемый — это разные вещи.
— Я понимаю. Что мне нужно делать?
— Вас вызовут повесткой. Вы просто дадите некоторые показания для протокола. Чистая формальность, поверьте. Я хотел бы поговорить с вами о привычках, наклонностях потерпевшего, его связях. Пообщаться с вами э… так сказать, в неформальной обстановке.
— Не знаю… Долгушина я хорошо знал с профессиональной точки зрения, как специалиста. Он считался нашим ведущим сотрудником. Довольно перспективным, Между прочим. Иногда он ассистировал мне Во время наиболее сложных операций.