Мне так хорошо здесь без тебя - Кортни Маум

За дверью послышались шаги. С замиранием сердца я различил в них две пары ног.

Шуршание в коридоре. Стук.

Я распахнул дверь. На пороге, держа Камиллу за руку, стояла Анна.

– Извини, – сказала она. – Можно войти?

– Забыли что-то? – ляпнул я и осекся. – Конечно!

– Камилла, солнышко, постой здесь. Я на минутку.

Анна нажала на кнопку, включающую свет в коридоре. Освещение в этом доме было с таймером, примерно через минуту лампы выключались сами.

– Мы что, одну ее там бросим? – прошептал я.

– Щелку оставь, – отрезала Анна и утащила меня за дверь, к «Медведю». – Я на минутку, милая!

Она посмотрела на меня, и выражение ее лица было решительным.

– Ричард, мне надо с тобой поговорить. Про те свидания.

Я прикрыл глаза.

– Нет. Не надо. Я больше не могу.

– Нет, слушай… Я несколько раз ходила. Приглашала няню Камилле, все как положено. И я… – Она нервно обернулась и крикнула: – У тебя там все нормально, зайчонок?

– Нет! – ответила Камилла.

– В общем, я пыталась, – продолжила Анна быстрым шепотом. – Честно пыталась. Но надо заново выкладывать все эти истории, все объяснять, нельзя просто сказать одно слово – и все понятно. И так легко было его в себя влюбить… Так легко, и мне от этого стало так грустно.

– Ты меня слышишь? Я не могу! – прошептал я, чувствуя, как подкашиваются ноги. – Не здесь! Не сейчас!

Она обхватила мое лицо ладонями:

– Ричард, я хочу, чтобы ты вернулся.

– Ма-ам! – завопила наша дочь. – Лампочка погасла! Я боюсь!

Анна выглянула в коридор и ударила по выключателю.

– Просунь руку в дверь. Я буду держать тебя за руку. Но заткни уши. Ухо. Хоть одно. Маме с папой надо поговорить.

– Господи… – прошептал я.

Камилла послушалась. И даже принялась напевать, чтобы уж точно ничего не слышать.

– Я знаю, будет сложно, – сказала Анна. – Но я готова попытаться. Я хочу, чтобы ты вернулся.

У меня предательски задрожал подбородок.

– Ты серьезно? Скажи, что серьезно!

– Серьезно. Но я не намерена быть у тебя на вторых ролях.

Я ничего не мог с собой поделать, из глаз брызнули слезы.

– Никогда такого не будет! – выпалил я сдавленно.

– Не знаю, что из этого выйдет, – сказала Анна, глядя на ручку Камиллы. – Но мне тебя не хватает. Я скучаю по нашей прежней жизни.

– Мама, свет погас!!!

– Да чтоб вас!.. – прошипела Анна. – Секунду, милая! – Свободной рукой она отбросила с лица растрепавшиеся волосы. – Короче, возвращайся. Прямо сейчас.

– Сейчас?! А ей что скажем?!

– Не знаю. Не знаю я.

– Ма-ам!!!

– Господи, Кам-кам, да нажми ты на кнопку! Сейчас мы все вместе поедем домой.

– Не хочу я ничего нажимать!

– Je te jure, Camille, si tu ne…[29]

Я вылетел в коридор и нажал на кнопку, обещая малышке, что мы выйдем через минуту. А потом Анна втянула меня внутрь, захлопнула дверь и поцеловала в губы со всей страстью.

– Обратной дороги не будет, – прошептала она, обдав меня горячим дыханием. – Вперед – значит, вперед.

– Камиллу из-за сегодняшнего эпизода придется отправлять к психотерапевту, – заметил я, целуя ее в лоб и в уголок рта.

– Я уже ее вожу, – ответила Анна и закрыла мне рот поцелуем. – Обсудим еще. Время будет.

Владелец квартиры искренне обрадовался сообщению, что я съезжаю. Он передумал сдавать ее и решил пожить в ней сам, когда вернется из круиза. «Когда один, много места не надо, – сказал он мне по телефону. – А ванная, подумать только! Кусок мыла, зубная паста – и все! Я как будто снова холостяк!»

Мы с Анной поразмыслили, не нужна ли нам семейная психотерапия, решили пока без нее обойтись и перешли к следующему животрепещущему вопросу: как лучше объявить родным, что мы передумали разводиться. После долгих обсуждений мы сделали вывод, что следует просто начать приезжать к ним вместе, и тогда они сами поймут. В конце концов, подробности не их забота, главное, мы знаем, что делаем. Мы опять живем одной жизнью. Одним домом. Ругаемся из-за того, что я принес несоленое масло вместо соленого. Хэппи-энд – чего еще они могут хотеть?

Объяснить все Камилле было гораздо сложнее.

Мы признались ей, что у нас были некоторые проблемы, но мы решили их по-хорошему и помирились, потому что именно так и поступают взрослые люди. Разумеется, я волнуюсь о том, не сложилось ли у нашей дочери впечатление, что брак – это нечто преходящее, что со временем он может себя изжить, а ключевые его персонажи могут уходить и приходить, когда им вздумается. Но как рассказать правду, настоящую правду такому маленькому ребенку? Брак – действительно явление преходящее. И отрицать саму возможность его исчерпания – значит вообще лишать его шансов выжить.

Не могу сказать, что каждый наш день полон радости, однако в жизнь вернулось ощущение равновесия и правильности – когда делаешь именно то, что нужно, с тем, с кем нужно. И хотя утверждать, что в постели у нас произошли кардинальные изменения, было бы ложью, все же мы достигли такой степени открытости, что наша близость стала ощущаться как самая искренняя, самая истинная форма любви со всей ее нежностью, печалью и осознанием того, что именно эта жизнь друг с другом назначена нам судьбой.

Я так и не узнал, переспала ли Анна с тем типом, с которым встречалась, – как не узнал, был ли это Томас или кто-то еще. Возможно, никогда и не узнаю. Она упомянула, что Томаса перевели обратно в Люксембург, и более не сказала о нем ни слова. Со временем я понял, что этим мне и следует удовольствоваться.

Под внешней сдержанностью и безупречностью Анны-Лоры прячется страсть, сила и ярость, которые я редко вижу. Но они там, и именно они позволяют ей скрывать что-то от меня. Я заметил, что во время секса она стала более раскрепощенной. Такой внутренней свободы я не видел в ней уже давно. Именно поэтому я думаю, что одним флиртом за столиком ресторана там дело не ограничилось. Новое самовосприятие проявлялось в мелочах: в том, как она касалась своей груди, когда была сверху, в том, что не спешила стереть капельки пота со лба. Она держалась как прекрасная женщина, которая знает о своей красоте и знает, что и для других она не остается незамеченной. Короче, я думаю, они переспали. Я думаю, она была с человеком, который оценил ее тело по достоинству, который искренне восхищался ее красотой, который дал ей возможность снова почувствовать силу своей женственности.