Сын аккордеониста - Бернардо Ачага

«Ну и дураки же мы! У меня все внутри сжимается, когда я об этом думаю», – мрачным тоном пожаловался Хосеба. Мы закончили ужинать и продолжали сидеть за столом с Адрианом и Панчо. «По правде говоря, мне тоже жалко было Морито. Он обычно такой добрый и спокойный!» – сказал Панчо. Хосеба даже не взглянул на него.

Обеспокоенный тем, что Лубис за ним не пришел, Панчо пустился в объяснения и извинения: «Я сказал Адриану, что он сыплет Моро слишком много перца. Но он на это – никакого внимания, всю пачку высыпал. Вот я и говорю: кто теперь заставит этого осла подняться завтра утром в горы? По мне, так не похоже, чтобы сзади у него теперь все чисто было. Ну-ка что мы будем делать, если он начнет брыкаться и расплещет весь обед лесорубов?» – «По этому поводу не беспокойся, – сказал я ему. – Убанбе повел его в Ируайн. Они с Лубисом, скорее всего, уже вымыли его как следует». – «Не знаю, Давид. Чудится мне, мой брат никогда не простит нам того, что мы сделали».

Адриан зашел внутрь кафе, жестами показывая, что разговор ему наскучил, и вернулся с Грегорио. Официант принес на подносе пиво. «Я бы сам его принес, но сегодня мой горб слишком тяжелый, и я могу потерять равновесие». У Грегорио не дрогнул ни один мускул на лице. «Для этого есть я», – сказал он. «Как тебе раздача листовок сегодня вечером?» – спросил его Адриан. «Марселино в курсе», – сухо ответил Грегорио.

Адриан поставил перед каждым по две бутылки. Не делая исключения для Панчо. «Ты тоже пей, – подбодрил он его. – С тех пор как тебе запретили пить, ты выглядишь полным дураком. Подумать только, назвать осла Mopumo! Кому только в голову такое может прийти! Mopumo! В нашем городке осла всегда называли ослом». Он откинулся на стуле, глядя наверх, на бело-желтый навес. «Я не понимаю вашей реакции. У вас крокодильчик, похоже, вот в таком состоянии, – сказал он, демонстрируя безжизненно болтающийся указательный палец руки. – Еще неделю назад мы обо всем договорились. А теперь вы тут словно в воду опущенные. Так вот. Вы просто перетрухнули. У вас крокодильчик повис». И он снова показал повисший указательный палец.

Панчо почесал голову. «По правде говоря, я действительно поджал хвост! – воскликнул он. – Вы же слышали, что сказал Убанбе. Если он найдет того, кто засыпал перец ослу, он его прибьет». – «Ну, с сыном хозяина он не осмелится этого сделать! – воскликнул Адриан. – А может быть, и осмелится. Какая захватывающая история, друзья мои!» Он захлопал в ладоши, но никто его не поддержал. «По правде говоря, я не понимаю этих вытянутых лиц. Вы просто трусы. Настоящие трусы». Он отхлебнул пиво.

Появился Мартин, шедший со стоянки с ключами от машины в руках; он смотрел на нас от входа на террасу. «Адриан, тебя слышно с нижнего перекрестка. Ты умеешь разговаривать, а не орать?» Он подошел и церемонно пожал всем нам руки. Потом погладил Адриана по горбу: «Привет от румынки. Она скучает по тебе и хочет, чтобы ты навестил ее». Хосеба сказал ему в ответ, не отрывая глаз от бутылки с пивом: «Румынка? Может быть, все-таки марокканка? Насколько я понимаю, все молоденькие девушки, которые оказывают услуги в этом твоем клубе, – подданные короля Хассана». – «Ты полный невежа, Хосеба», – ответил ему Мартин.

Адриан поставил перед Мартином пиво, но тот отодвинул бутылку. «Извини, но в это время я пью только шампанское». – «Я знаю, кто эта румынка, – встрял Панчо. – Адриан привозит ее в Купальню Самсона и трахает там». – «Не говори грубостей, Панчо», – сказал ему Мартин, ущипнув его за плечо.

Адриан рассказал Мартину, что произошло: что когда появился прыгающий и брыкающийся осел, французы и остальные постояльцы гостиницы разбежались по своим комнатам, убежденные в том, что их преследует бык. И что Маркизик, этот трус, тоже убежал в страшном испуге, позабыв предложить помощь Сусанне. А Паулина проявила не страх, но гнев, не обнаружив себя в списке самых красивых девушек Обабы. Она в клочья разорвала множество листов и готова была принять самые серьезные меры. «Судя по всему, в следующее воскресенье она предстанет в мини-юбке, демонстрируя бедра. Посмотрим, удастся ли ей войти в список претенденток на звание мисс Обаба». – «Ты напился, Адриан, и по-прежнему слишком громко разговариваешь, – сказал Мартин. – Ты хочешь, чтобы тебя услышал из своей комнаты Берли? Так вот, если он узнает, что вы авторы сегодняшней акции, тогда держитесь! Думаю, ему совсем не понравился весь этот шум. Я разговаривал по телефону с Женевьевой, и она сказала, что он собирался вызвать жандармов». – «Ты позволишь мне последнее замечание?» – попросил его Адриан. «Если не будешь кричать, давай». – «Так вот, как и все сидящие за столом, я тоже испытываю сожаление. Нам следовало сфотографировать Убанбе с компанией, когда они освежали задницу осла. Ведь достаточно было сообщить об этом отцу Хосебы, он великолепный фотограф! Это было бы очень красивое фото. Мы послали бы его в газету, чтобы она растиражировала, какие мы герои в Обабе. Газеты в восторге от такого рода известий. Местный колорит».

Я не мог больше выдерживать болтовню Адриана и принялся собирать листки, разлетевшиеся по углам кафе. Они раздражали меня, я не мог их видеть. «Дай мне один», – попросил Мартин. Хосеба по-прежнему не отрывал взгляда от бутылки с пивом. «Пожалуйста, выкинь их все!» – взмолился он. «Я положу их в футляр аккордеона, – ответил я. У меня в руке было штук пятнадцать. – Выброшу их где-нибудь в другом месте». Я направился к кладовке. «Учитель! – позвал меня Мартин. – Моя мать, должно быть, еще где-то там, на кухне. Скажи ей, чтобы она принесла пару бутылок шампанского и блюдо ç пирожными. И что ее об этом просит ее горячо любимый сын». Потом повернулся к Панчо: «Нам следует бороться с этими вытянутыми лицами, которые сегодня у Хосебы с Давидом. Ты так не считаешь, дорогой друг?» – «Конечно, считаю», – заключил Панчо на своем бедном испанском.

Когда я вернулся, Мартин все еще держал в руках список претенденток на звание мисс Обаба. «Вы просто дети малые, – сказал он. – А ты, Хосеба, самый большой ребенок. Кому еще в голову придет включать в список свою пассию? Ведь Нико – твоя пассия, правда? «Она худенькая и одевается как английские певицы. Ее глаза очень красивые… Ради бога, Хосеба! Ничего более пошлого и придумать нельзя!» Адриан расхохотался. «А ты, пьяница, заткнись! – оборвал его Мартин, ударяя его ладонью по спине. – Ты тоже дитя малое. Но при этом злое. У тебя нет сердца».

«Список никуда не годится, это ясно, – заключил Мартин, закуривая сигарету. У него был перстень, которого я никогда раньше не видел, с круглым красным камнем. – Например, вы не включили в него Вирхинию, официантку, – уточнил он. – Когда она хорошо одета, то похожа на Клаудию Кардинале. Кроме того, она дышит совершенно по-особенному. Так, словно у нее насморк, не знаю, понимаете ли вы меня». Я-то его хорошо понимал. У меня в горле застрял ком.

«Ты хочешь сказать, что она дышит, как сова», – подобрал сравнение Панчо. Мартин внимательно посмотрел на него. «Я знаю толк в женщинах, дорогой друг, а не в лесных тварях или речных рыбах. Будь добр, объясни мне, как дышит сова». Панчо посидел несколько мгновений с закрытыми глазами, а потом надрывно задышал. Мне это напомнило хрип умирающего. «Невероятно! – воскликнул Мартин. – Вирхиния дышит именно так! Вот уж никогда бы не подумал!»