Сын аккордеониста - Бернардо Ачага

Хосеба поставил мне на колени аккордеон. «Так как, ты говоришь, называется пьеса, которую посоветовал тебе исполнять Лубис?» – «Пагочуэта». Адриан снова закричал: «Что за новое преступление ты планируешь, Мэнсон?» Хосеба несколько раз хлопнул в ладоши. «Адриан, друзья, подруги: пожалуйста, немного тишины. Давид исполнит нам сейчас Пагочуэту». – «Если вспомню», – сказал я. «Это совсем не важно, Давид, – улыбнулся Хосеба. – Публика на этой террасе в любом случае будет тебе аплодировать». Сусанна с Маркизиком уже встали, собираясь уходить. «Хорошего сна господам маркизам!» – сказал им на прощание Адриан.

По существовавшему обычаю, аккордеонист ужинал в кафе после того, как посетители танцев расходились по домам. Так всегда делал Анхель, так в то лето 1970 года делал и я, приглашая к тому же своих Друзей, Хосебу с Адрианом, а время от времени и Лубиса, который обычно приводил с собой Панчо – «чтобы тот не удрал от него к француженкам», говорил Адриан. Посещал эти вечеринки и Мартин, хотя он допоздна работал в своем клубе на побережье и возвращался в гостиницу, когда мы уже принимались за десерт или пили кофе.

Мы обычно задерживались на террасе до самой ночи, поскольку было очень приятно сидеть там, внимая истине и лжи, что приносил нам южный ветер после долгого дня: «Лучше не принимать жизнь всерьез. Лучше радоваться. Лучше беззаботно есть и пить, вести дурацкие беседы и курить с единственной целью выпускать дым». Мы следовали этому совету и ели рыбу и салат, пили пиво и вино, курили папироски Хосебы с медовым ароматом или американские сигареты, которые нам приносил Мартин, и все это мы делали лениво, погасив почти все огни на террасе, чтобы не привлекать насекомых.

Однажды августовской, ночью – скорее всего, это было третье воскресенье месяца, ночь была особенно теплой, – несмотря на то, что огни почти не горели, нас вдруг окружили насекомые, похожие на стрекоз, но такие медлительные и тяжеловесные, что казалось, они не в состоянии держаться в воздухе. Когда какое-нибудь из них садилось на стол, Адриан накрывал его широкой пивной кружкой: он накрывал его, держал довольно долго взаперти и наконец, когда казалось, что насекомому начинает не хватать воздуха, поднимал кружку и выпускал его наружу. Панчо вскоре стал делать то же самое, но он слишком долго держал их в заточении: насекомые под кружкой погибали.

«Хватит, Панчо!» – закричал на него Лубис С ним происходило то же, что и со мной: он ощущал удушье насекомого, словно сам находился под кружкой. Я решил, что следует что-то придумать, чтобы изменить настроение; в противном случае Адриан с Панчо так и будут продолжать развлекаться. «Кому бы вы дали титул Мисс Обаба?» – сказал я, беря в руки газету, забытую кем-то на стуле. На последней странице большими буквами был набран заголовок, возвещавший: «Соледад Эррацурис. Басконка по происхождению может стать Мисс Вселенной».

Все уставились на меня. «Решение не такое уж простое. Нам следовало бы обсудить это», – сказал Хосеба, догадываясь о моем намерении. «Пусть крокодильчики скажут свое слово», – вмешался Адриан, беря мою шляпу от Хотсона и отгоняя ею насекомых, по-прежнему вившихся вокруг стола. «А я знаю», – сказал Панчо. «Что это ты знаешь?» – спросил его Адриан. «Я знаю, какие девушки хороши». – «Хороши для чего?» Лубис поднял перед Адрианом руку. «Если мы оставим Панчо в покое, нам всем будет лучше», – сказал он. Хосеба изобразил на лице усталость: «Лубис прав. Ты слишком повторяешься». Адриан прикрыл лицо шляпой: «Простите, друзья. Как гласит одна очень мудрая поговорка, горбатого могила исправит. У нас это в крови». – «Пожалуйста, оставьте споры для другого раза. Давайте обсудим вопрос о Мисс Обаба», – сказал я.

Грегорио подошел, к нам спросить, не хотим ли мы чего-нибудь еще, поскольку было уже поздно и он собирался закрывать кафе. Он обратился не ко мне, хотя аккордеонистом и хозяином стола был я, а к Хосебе с Адрианом. Он все еще не простил мне встречи с Терезой здесь, в гостинице, четыре года назад. «Всем джин-тоник», – сказал Адриан. «Мне и Панчо два сока, – поправил его Лубис. – Панчо принимает таблетки, и ему нельзя алкоголь». Грегорио направился внутрь кафе. «Принеси бумагу и ручку пожалуйста», – попросил его Хосеба, когда он уже скрывался в дверях.

Джин-тоник, соки, лист бумаги и ручка появились на столе. «Что вы думаете о Паулине? – спросил Хосеба, отхлебнув глоток джин-тоника. Бокал был высоким, и в нем плавал ломтик лимона. – Это новое платье, в котором она была сегодня, не закрывает ей колени, – добавил он. – Они мне показались очень красивыми». Мы начали спорить по поводу достоинств Паулины. «На какое место в списке вы бы ее поставили?» – спросил я наконец. «На двадцать третье?» – предложил Адриан, обмахиваясь шляпой. Мы с Хосебой выразили протест и решили, что она должна быть в десятке самых красивых девушек Обабы. «Тогда на восьмое?» – спросил я. «Шестое место», – сказал Хосеба. Панчо поднял руку, как это обычно делают в младших классах: «Девятое». – «А ты, Лубис? Что скажешь?» Лубис пожал плечами. Он не хотел высказывать никакого мнения. «Я согласен с Панчо. Поставим ее на девятое место», – положил я конец спорам. Имя Паулины и соответствовавший ей номер были записаны на бумаге.

Мы продолжили нашу игру, пока не составили полностью список из десяти имен; но Адриан высказал недовольство по поводу того, что мы были готовы рассмотреть любую девушку, «даже таких, как я, только женского пола», и заставил нас сократить число кандидатур. Сначала мы снизили его до восьми; затем, наконец, до пяти. Были отобраны следующие девушки: Бруна, Нико, Виктория, Альберта, а впереди всех – Мисс Обаба, Сусанна.

После того как имена были выбраны, нам в голову пришла еще одна идея: почему бы нам их не записать? Почему бы не сделать множество копий, чтобы раздать их во время танцев, как это делали подпольные группы со своими листовками? Предложение принадлежало Хосебе. «Прекрасная идея! – воскликнул Адриан. – Это может быть очень даже забавно! Мы составим конкуренцию местным революционерам!» Лубис бросил на меня взгляд: «С этим нужно быть поосторожнее, Давид. Нельзя смешивать эти вещи». – «Кто «за», пусть поднимет руку», – сказал Адриан. Единственным не поднявшим руку был Лубис.

Панчо клевал носом, у него закрывались глаза. «Нам пора отправляться домой, – сказал Лубис, обращаясь к нам с Хосебой. – Я бы пошел пешком, но вы же видите, в каком состоянии Панчо. Это из-за таблеток, которые он принимает». Хосеба встал из-за стола: «Не беспокойся. Мы тоже сейчас идем».

«Кто составит сообщение о мисс и ее четырех фрейлинах? – спросил Адриан. – Мне кажется, больше всего подходит для этого поэт нашей компании, Хосеба. Хотя в последнее время он слишком снисходителен». – «Мы с Хосебой все сделаем вместе», – решил я. Я видел, что Лубис проявляет нетерпение, и не хотел задерживаться.

Адриан надел шляпу. «Если можно вас попросить об одолжении, отделайте как следует Маркизика. Достаточно будет пары фраз в разделе, посвященном Сусанне». Мне показалось, что это было главной его заботой, что он хотел дойти до этого пункта с того самого момента, как мы заговорили о том, чтобы составить список. «Где мы сделаем копии? – спросил Хосеба. – На ксероксе лесопильни?» Адриан возразил: «Нет, только не там. Как сказал наш примерный и образцовый друг, нельзя смешивать некоторые вещи». – «Этому тоже не помешало бы принять пару таблеток, – шепнул мне на ухо Лубис, – Он все время нарывается на ссору». – «Остальное я беру на себя, – сказал Адриан. – Я сделаю идеальное опрыскивание». Опрыскивание. Этим словом в те времена называлась раздача листовок.