Император Единства - Владимир Марков-Бабкин

Дорогая матушка!

Пишу вам это письмо из самого Царьграда, куда определили меня судьба и сам господин граф Суворин. Отучившись в Москве на курсах самого Министерства информации, был направлен я на, как выразился мой прежний начальник, усиление в Царьград, где как раз создается местное отделение РОСТА.

Проехав всю Россию от Москвы до самого юга, повидал я всякого. Но крепко понял, что ждут мужики перемен и очень они надеются на государев Манифест о земле. Но, матушка, скажу не таясь, трудно будет дать землю всем. Мало земли под пашню в России, а нераспаханной много, но некому ей заниматься. Нужны переселения, однако ж разве поедут наши мужики добровольно в новые края? Одна надежда на новую Ромею, говорят, что тут немало земли осталось от осман и можно получить хороший надел. Многие из солдат решили остаться здесь и перевезти свои семьи. И я понимаю их, ведь землю, дом и инвентарь дают прямо сейчас, да и на войну уже вряд ли пошлют, как тут не согласиться-то?

Хотя землю-то тут всем подряд и не дают. Первыми дают кто георгиевский кавалер или долго воевал на фронте, а остальным уж как получится. Но многие все равно хотят остаться, ведь тут и в самом деле хозяйственный мужик не пропадет.

Город Константинополь, именуемый у нас Царьградом, мне приглянулся. Конечно, много тут восточной дикости, но много живет и православных из греков. Теперь все они подданные нашего государя. Люди, конечно, особые, к ним некоторый подход нужен, но, уверен, вскорости они все станут такими же русскими православными, как и все мы.

Видел я собор Святой Софии и крест на нем. Был я даже на площади, когда была коронация наших государя с государыней. Было очень много людей и было очень красиво. В сам собор я не попал, но был на площади. Когда запела государыня свою молитву Богородице, как говорят, даже цари и короли преклонили колено, а весь собор просто упал на колени. Я этого не видел, врать не стану, но на площади многие стали на колени, особливо тогда, когда государыня запела молитву на греческом наречии. Я не понимал слов, но много из стоявших вокруг греков пели вместе с ней.

Очень жду весточек от вас. Не притесняет ли вас кровопийца Никодим? Дайте знать, я теперь знаю, как найти на него управу.

Кланяюсь земным поклоном.

Ромея. Мраморный остров. Резиденция императора. 20 сентября (3 октября) 1917 года

Генерал Ходнев закрыл папку с докладом.

– Таким образом, государь, меры, которые принимаются для обеспечения безопасности ваших величеств, могут оказаться недостаточными. Наше взаимодействие с итальянскими коллегами и русскими спецслужбами пока не может гарантировать надежное противодействие возможному покушению. Место и даты ваших явлений на публику хорошо известны, что дает заговорщикам возможность нанести удар, несмотря на все наши усилия. Единственный способ надежно предотвратить возможность покушения – изменить график и программу появлений на публике.

Руководитель Имперской службы безопасности был хмур. Впрочем, я его прекрасно понимал, ведь обеспечение безопасности во время визита в чужую страну – это удовольствие еще то. Особенно если учесть, сколько персонажей хочет нашей гибели в этом лучшем из миров.

И если в Константинополе мои спецслужбы сами устанавливали правила безопасности, то в гостях им уже приходилось лишь «взаимодействовать» с местными коллегами. А учитывая масштаб события и задействование большое количества различных служб безопасности разных держав, можно было не сомневаться в возникновении множества накладок и прочих несогласованных действий. Собственно, глава ИСБ и не сомневался в этом. Как и я.

Особенно с учетом предупреждений от баронессы Эфрусси де Ротшильд.

Нет, меры принимались весьма и весьма серьезные. Несколько сотен сотрудников ИСБ, ОКЖ и моей личной охраны уже прибыли на место, проводя процесс налаживания того самого взаимодействия с местными коллегами, знакомясь с ситуацией и проводя рекогносцировку улиц в районе запланированных проездов и выступлений. Туда же отбыли когорта Ромейской преторианской гвардии и когорта 2-го Никейского легиона. Первая для парада, а вторая для усиления оцепления в особо угрожаемых местах. Итого два полка. Это много или мало? Ну, это как карта ляжет.

Письмо Ивана Никитина матери. 22 сентября (4 октября) 1917 года

Дорогая матушка!

Спешу написать вам новое письмо, поскольку события вокруг меня завертелись настоящим водоворотом, какой порой случается на нашей речке в деревне. Не успел я прибыть в Царьград и обустроиться в выделенной мне квартире, как вновь выпала мне дорога в края дальние. Так что пишу вам эти строки посреди Средиземного моря, сидя у борта парохода «Иерусалим» Русского общества пароходства и торговли. И плывет ваш сын в составе большой делегации российско-ромейского державного Единства, сопровождая нашего великого государя императора Михаила Александровича и благословенную государыню императрицу Марию Викторовну во время их государственного визита.

Правда, августейшая чета плывет не на нашем пароходе, а на линкоре «Император Александр III», что и понятно. Вообще же, мы плывем целым конвоем, под охраной кораблей Средиземноморской эскадры нашего доблестного Южного флота, так что опасности наткнуться на германскую субмарину нет никакой, не переживайте. Тем более что нас уже встречает итальянская эскадра под командованием адмирала принца Савойского – дяди нашей благословенной государыни Марии.

Итальянцы будут сопровождать нас до самого порта со смешным названием Чивитавеккья, что в переводе на понятный язык означает «древний город».

Постараюсь написать новое письмо, как только смогу выкроить время.

Кланяюсь земным поклоном.

Италия. Порт Чивитавеккья. Линкор «Император Александр III». 24 сентября (7 октября) 1917 года

Маша полной грудью вдыхала воздух и все время улыбалась какой-то детской улыбкой, глядя на проплывающие берега и строения. Родные пейзажи, родные ароматы, родной цвет моря. Так чувствует себя не только странник, вернувшийся домой после долгих скитаний, но и любой человек, которому вдруг удалось вернуться в места, где он вырос, в места, с которыми связано столько щемящих душу воспоминаний.

Интересно, что чувствовал бы я, окажись в своем 2015 году? Не знаю. Возможно, рыдал бы от восторга. В первые часы. А потом рыдал бы от тоски и ужаса, если бы оказалось, что я не могу вернуться в свой родной 1917 год. Точно так, наверное, как чувствует человек, приехавший в отпуск в родную деревню и вдруг узнающий о том, что вернуться обратно к привычной и устроенной жизни он больше не сможет. Как-то весь романтизм и ностальгия тут же выветриваются без следа.

Но к счастью, Маша прибывала в Италию именно в гости, а не в качестве изгнанницы в результате какой-нибудь революции. Причем прибывает в зените славы и популярности, прибывает с официальным государственным визитом, и встречают ее буквально толпы восторженных итальянцев.