Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

Судьба Киева была решена заранее, ещё при жизни Ростислава Мстиславича. Освободившийся киевский стол должен был перейти к его племяннику, старшему и наиболее энергичному в следующем поколении князей «Мстиславова племени» Мстиславу Изяславичу, старшему сыну бывшего киевского князя Изяслава Мстиславича. Напомню, что однажды, восемь лет назад, Мстислав уже занимал Киев, но тогда он добровольно передал его дяде Ростиславу. Имелся у Мстислава и ещё один дядя — Владимир «Матешич», последний из сыновей Мстислава Великого. Но его в качестве киевского князя в расчёт не принимали — в том числе из-за неприязни, которую питали к нему и его матери-новгородке остальные Мстиславичи. Мстислав Изяславич княжил во Владимире-Волынском. И вот теперь те из его родичей, кто собрался в Киеве на погребении Ростислава, — а здесь были и сыновья умершего Рюрик и Давыд, и тот же Владимир «Матешич», — отправили послов на Волынь: звать Мстислава на «отчий» для него киевский стол. Туда же поспешили и послы от киевлян и «чёрных клобуков» — торков, берендеев, ковуев и прочих «своих поганых», верно служивших киевским князьям и с особой любовью относившихся к отцу и деду Мстислава. Но при этом князья, участники киевского «снема», действовали не в убыток себе: приглашая Мстислава в Киев, они намерены были поживиться за счёт его прежних владений, пока что, правда, не ставя его в известность об этом.

Между тем Мстислав не спешил покидать Владимир-Волынский. Вместо себя он отправил в Киев своего подручного князя Василька Ярополчича[110]. От него-то Мстиславу и стало известно о замыслах других князей. Как оказалось, те уже поделили его собственные владения, причём в делёжке участвовали и сидевший в Дорогобуже князь Владимир Андреевич, и даже родной брат Мстислава Ярослав Луцкий. Владимир «Матешич», довольствовавшийся к тому времени малозначительным Треполем (на Днепре, южнее Киева), вознамерился получить Торческ и всё Поросье, то есть область расселения торков и берендеев; Владимиру Андреевичу должно было отойти Берестье (Брест), а Ярославу Изяславичу — сам Владимир-Волынский. На какие-то волости, очевидно, рассчитывали и Рюрик и Давыд Ростиславичи, тем более что последний к тому времени потерял-таки Витебск.

Василько уведомил обо всём Мстислава — «являя ему все речи их». Планы родичей возмутили волынского князя — отказываться от «отчего» Владимира, даже ради княжения в Киеве, он не собирался. Мстислав начал действовать — как всегда, решительно и быстро.

Прежде чем двигаться к Киеву, он обратился к своим «ротникам», то есть союзникам, связанным с ним договорами («ротами»): могущественному галицкому князю Ярославу Владимировичу Осмомыслу, городенским князьям Глебу и Мстиславу Всеволодковичам (княжившим после смерти их старшего брата Бориса в нынешнем белорусском Гродно)[111] и польскому князю Мешко III, на сестре которого Агнешке он был женат. Все с готовностью согласились помочь ему. Теперь под рукой Мстислава, помимо собственных, были пять галицких полков и польская помощь; вместе с его братом Ярополком в поход на Киев выступил и его городенский тёзка, князь Мстислав Всеволодкович. Другой брат Мстислава Изяславича, Ярослав, участия в военных действиях не принимал. По дороге к Киеву, у Микулина, Мстислава Изяславича встретили «чёрные клобуки»: их также привели к «роте». Мстислав отправил вперёд берендеев, поручив их брату Ярополку.

Всё это сильно напугало Владимира «Матешича». Вместе с женой-венгеркой и детьми он бежал к Вышгороду, где находился тогда Рюрик Ростиславич с братом Давыдом. Берендеи настигли Владимира у какого-то Доброго Дуба, на Желяни (поистине проклятая речка!), но на этот раз всё обошлось: биться с сыном Мстислава Великого берендеи не пожелали.

Рано утром 19 мая, в пятницу, «изрядив полки», Мстислав Изяславич вступил в Киев.[112] «Ту выидоша кыяне вси, и [въ]зма (Мстислав. — А. К.) ряд с братьею, и с дружиною, и с кияны…» В тот же день, не задерживаясь в Киеве, он двинулся со всеми своими полками к Вышгороду, пустив берендеев «на вороп», то есть вперёд, в стремительный набег. Перестрелки этого дня переросли назавтра в «крепкую» битву, не обошлось без убитых и раненых. Однако князья не готовы были воевать по-настоящему. Начались переговоры: князья «шлюче межи собою», и, наконец, Ростиславичам удалось уговорить дядю заключить мир. Владимиру Мстиславичу был оставлен Треполь, прежняя его волость; в Вышгороде же остался Давыд Ростиславич, а его брат Рюрик, кажется тогда, получил Овруч (или Вручий, город в бывшей Древлянской земле)[113]. Какие-то волости достались и Владимиру Андреевичу. Достигнутые договорённости, как всегда, скреплены были крестным целованием. Надо полагать, целование креста, совершённое в вышгородской церкви, у гробниц святых Бориса и Глеба, должно было иметь особую силу, воспринималось как нечто нерушимое — правда, как оказалось уже очень скоро, не всеми. Ещё день спустя, в понедельник 22 мая, Мстислав Изяславич торжественно въехал в Киев — уже как полноправный, признанный всеми великий князь. С этого дня и началось его короткое, но насыщенное важными событиями киевское княжение.