Легенды нашего рока - Евгений Додолев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макаревич, мне кажется, это тоже… Может быть, когда они сидели в подвале и их никто не знал, может быть, они рок и играли. Но то, что они сейчас делают, это, конечно, не рок. Ну, это хорошие, добротные стихи Макаревича или кого-то еще из ребят… Мне кажется, это очень добротная, хорошая так называемая авторская песня.
То, что Гребенщиков, на мой взгляд, это вообще никогда не было роком. Это тоже какой-то особый жанр. Талантливый человек, несомненно. Что-то очень такое, знаете, сам себе. Очень лирически через какую-то свою призму воспринимающий действительность. Творчество это? Творчество. Но назвать это роком, ну, какой к черту рок? Это его индивидуальная такая вот музыка. Хотите – принимайте, хотите – не принимайте. Дело зрителя. Талантливый человек. Это, кстати, доказывает еще одну вещь. Ведь музыка и стихи у него очень непростые. Ведь очень они витиеватые все. А народ принял.
Значит, можно народу давать не только два притопа, три прихлопа, опять не будем употреблять те имена всуе, о которых мы уже немножко говорили (речь о Елене Ваенге и Стасе Михайлове. – Е.Д.). Значит, можно давать какую-то более изысканную часть музыки? Можно.
Значит, про третьего человека, которого вы назвали, Градский, он в основном все-таки исполнитель. Хотя, если бы он сидел сейчас здесь с нами, он бы брызгал слюной и говорил, что он композитор. Конечно, композитор, сочиняет музыку и очень неплохую. И всю жизнь сочинял. И кино писал. И оперы писал. И мюзиклы писал. Он все делал. Но, тем не менее, он прежде всего потрясающий певец был и остается им, лично для меня. Я не умаляю его достоинств творческих, но это совсем другое дело. Поэтому он не рокер, опять же. Пел ли он рок? Пел. Но пел и не рок тоже. Александру Пахмутову тоже пел, понимаете? И в Большом театре пел. Так что это очень разные вещи.
Но, на мой взгляд, русского рока, такого понятия нет. Это люди все творческие, добившиеся определенного успеха, кто меньше, кто больше. Кто стал жутко популярным, кто им не стал. Но такого понятия нет».
Кстати, процитированная выше беседа с Маргулисом началась, как и большинство диалогов в моем проекте «Правда 24», с представления кошки. Цитирую по эфирной распечатке.
– У нас есть традиция, если ты помнишь.
– Да, помню о традиции.
– Ну да, мы приютских кошек пристраиваем зрителям нашей программы, а гости придумывают им клички.
– Я уже придумал. Мальчик?
– Нет. А мы можем, кстати, мальчиковое имя дать этой девочке, это будет…
– Давай назовем Макарка.
– А, кстати, вполне себе, да, вполне.
– А девочка Макарка может быть?
– Почему нет?
– Ну, она может быть Макарена.
– Нет, Макарка, я считаю, чудесно совершенно для девочки звание. «Игра в правду», этим мы финишируем.
– Это что?
– Это новая у нас традиция. То есть кошка – это наша традиция номер один. А это – еще одна. Здесь вопросы не мои. Эти вопросы уже придумали какие-то французские люди. Какие-то наши люди перевели их на русский. Четырех цветов здесь разные группы вопросов: откровенные, на подумать, неловкие и свободные вопросы. Ты выбираешь фишку.
– Какой-то удивительный разводняк в передаче.
– Последний вопрос из нашей колоды: «Вы завидуете своим более богатым друзьям»?
– Не-а.
– Нет такого? А есть более богатые друзья?
– Навалом.
– Угу. А почему? Материальное вообще не имеет значения? Ведь, смотри, Градский говорит, что деньги, они дают свободу.
– Это да. Количество денег – это количество геморроя.
– Это просто такая вот «афоризма» от Маргулиса. Количество денег – количество геморроя.
PS. После эфира я пошел провожать великого/культового и подарил-таки ему книгу «Времени машины», хотя не уверен, что ему понравится это издание о «кантри-группе», имидж и звучание коей он в известном смысле сформировал, а на обложке – его нет. Но так сложилось. Автор выбирает слова, а художник – обложки. Будучи художником в душе и по образу мысли, Евгений, надеюсь, меня поймет. А у кошки Макарки судьба сложилась: хозяев она после передачи нашла-таки.
Вопрос об отношении «отца советского рок-н-ролла» АБГ к деньгам мы с Владимиром Матецким обсуждали на радио MediaMetrics в программе «Мимонот» с Олегом Дружбинским. Матецкий стал первым гостем нового проекта:
«Дело в том, что, когда в Советский Союз начала проникать музыка The Beatles и прочих западных групп, мне было лет 12, как раз самый активный возраст для восприятия. И надо особенно отметить, что волна, которая накрыла нас всех – людей моего поколения, – состояла не только, а иногда и не столько из музыкальной составляющей. Так что то, что вы видите сейчас, – это также и отголоски того “волшебного времени”. Это воздействие было очень сильным, и меня, можно сказать, прибила и понесла эта битловская волна.
Я, например, стал усиленно учить английский язык, причем сам, по своей инициативе. Я учился в знаменитой 57-й школе. Английский там существовал, но не в таком объеме. А меня интересовало все – и слова песен в первую очередь. Вот это любопытство, которое, слава богу, осталось со мной и по сей день, меня, собственно говоря, по жизни тащит. Не сочтите за пафос, но мне интересна жизнь во всех ее проявлениях. Мне интересны и вещи, и люди, и песни, и картины, и почтовые марки, и гитары, и так далее. Хорошо это или плохо? Для профессиональных занятий это непросто, я скажу так. Но я не буду говорить – это плохо или хорошо. Это непросто, скажем так, потому что получается, что человек как бы «растекается по древу». Но музыка все же остается по-прежнему главным делом моей жизни.
Траектория одна и та же у многих рокеров моего поколения. У меня это выглядело примерно так: московская семья, приличная. Гоголевский бульвар – место проживания. Школа 57. Художественная школа во Дворце пионеров на Ленинских горах – я любил рисовать и закончил ее. Физматшкола при Бауманском институте параллельно – и мне это тоже очень нравилось. Ну и главное – с раннего возраста занятия с педагогом по фортепиано: это была ученица Гнесиной Софья Моисеевна Карпиловская, о которой у меня потрясающие воспоминания.