Солнце, вот он я - Чарльз Буковски

В сравнении с сегодняшними забулдыгами, считает Буковски, припоминая собственные «скитания по дну», ему повезло. Он объясняет:

— Я не слишком мыкался по улицам. Я жил в ночлежках и немного ночевал на парковых скамейках в разных городах, поэтому нельзя сказать, что я совсем уж трущобный бродяга. Я просто скитался по самому краю… Подходил как мог близко, но за кромку не сваливался.

Буковски не уподобился тем потерянным душам, о которых пишет, а после публикации первой книги «Цветок, кулак и зверский вой» в 1960 году стал зарабатывать себе всемирную репутацию. Большинство его поклонников живут не здесь, а в Германии, где он родился.

Вечер с семидесятилетним Буковски уже не являет нам того тирана, которым писатель казался раньше: теперь он предстает величественным старым львом. Однако он, как и прежде, упорен в своих нападках на исправляющихся алкоголиков — не за то, что бросают пить, а за то, что не выпили столько, чтобы теперь всерьез оплакивать годы пьянства.

— Я выпил больше алкоголя, чем иные пьют воды, — похваляется он.

Буковски чем-то может нравиться: это видно по стенам его гостиной, где висят открытки в рамочках, сделанные им жене на день рождения и День святого Валентина. Как у множества писателей со скверной репутацией, один из самых чарующих аспектов жизни Буковски — его женитьба на Линде, давней обитательнице лос-анджелесского района Саут-Бэй, взбунтовавшейся в юности против своего богатого филадельфийского семейства. В девичестве Линда Бегли уехала из дому и основала ресторанчик здоровой пищи — такие во множестве усеивали весь Л.-А. в 1970-х годах. Хотя свое заведение в Редондо-Бич Линда закрыла в 1978 году, за два месяца до того, как «Хэнк» сделал ей предложение, она утверждает, что по сию пору дает супругу советы о правильном питании. Ей удалось убедить его отказаться от красного мяса и существенно ограничить жидкий рацион вином и пивом.

— Он будет здоров еще много лет, — утверждает она.

Почему вы решили начитывать текст для «Лучшего отеля в Сволочном ряду»?

Из-за денег. А особенно когда понял, о чем фильм. Знаете, я же сам бывший бродяга и жил на дне, я просто люблю эту тему. Мне сказали, что им нужен закадровый рассказчик, и я согласился. Мы немного спорили, потому что я говорю очень медленно, а следовало укладываться во время. Поэтому я пил, а Питер Дэвис довольно мило меня обрабатывал и мною помыкал. И у нас все получилось. Это как укрощать грязного и шелудивого старого льва. Чтобы трюки выполнял — и он все сделал хорошо.

Чарльз Буковски нарисовал это меню

для ресторана здоровой пищи Линды Ли Буковски

«Таверна „Росинка"» в Редондо-Бич

Чем нынешнее дно отличается от того, что было при вас?

Теперь все гораздо хуже с наркотиками, больше безработицы, меньше сочувствия к бездомным, да и выходов у них не так много. Поэтому все гораздо печальнее. В мое время было весело. Знаете, загулять в трущобы на пару недель. Оттуда можно было выскочить. Теперь же на дне оказываются и женщины, и целые семьи, и там наркотики, и эти люди друг друга убивают, и все это отвратительно и кошмарно, черт возьми.

А в мое время там просто мужики, знаете, пили вино. И некоторые таким манером прекрасно проводили время: им казалось, это приключение. Теперь же никакого авантюризма нет и в помине. На дне оказываешься просто потому, что больше тебе нигде нет места. Не знаю. Стыд и позор, что так все происходит, и я не знаю, что с этим делать.

Раньше для тех, у кого нет профессии, возможностей было больше. Если человеку хотелось работать, он, в общем, мог пойти на фабрику или устроиться на какую-нибудь неквалифицированную работу. Теперь таких возможностей больше нет. Все автомобильные заводы закрылись. Все просто взяло и закрылось. Одни «Макдональдсы» и быстрое питание. Так называемая сфера обслуживания, которая не нанимает население [в центре города].

Теперь, если попадаешь на дно, там и остаешься. И все.

Вы могли бы что-нибудь посоветовать тому, кто оказался на дне?

Нет, я бы только сказал: «Если нужно тепло, бери лучше вино, а не наркотики, да и то старайся растянуть».

Вы хотите, чтобы вас услышали с этим фильмом?

Я лишь мелкая часть целого. Просто рассказчик в фильме «Лучший отель в Сволочном ряду». Просто голос. Я ничего не пытался сказать. Меня наняли. Свои заявления я делаю на пишущей машинке.

Вам полезно жить на окраине Лос-Анджелеса?

Еще как! Может, не надо бы рекламировать, как замечательно тут прятаться, а то все понабегут. Здесь очень мало поэтов, очень мало художников, очень мало киношников, всех тут очень мало, кроме обычных средних людей. И это бодрит — не встречаться с так называемыми артистами. От так называемых артистов, знаете, сплошной геморрой. Даже хорошие художники хороши лишь на время: год, скажем, полтора, два, три года. Их одолевают слава, или деньги, или женщины, или наркотики, или что угодно может их одолеть. Обычно тот, кто считает себя художником, — это человек, бывший художником в прошлом, ему тогда чуток повезло, а Теперь его взяли в заложники агенты по рекламе. Я всегда говорил, что можно лечь спать писателем, а проснуться пустым местом. Это потому, что не жил как должно, не действовал как должно или маловато пил. Мне кажется, я продержался потому, что поздно начал, — вот и наверстываю до сих пор. Если станешь знаменитым, к примеру, в двадцать три, дожить до тридцати двух будет трудновато. А когда всплеск славы настигнет тебя в пятьдесят три, с нею справиться легче. И вот теперь мне семьдесят и совсем не кажется, что мне вскружило голову. Пишущая машинка еще жужжит и выдает, по-моему, совсем неплохую писанину.

По-вашему, женщины сильно изменились с тех пор, как вы писали роман «Женщины»?

Я живу с одной уже двенадцать лет, веду себя как хороший мальчик и ее не обманываю, [поэтому] тут у нас дела давно минувшие. Сомневаюсь, что женщины так уж сильно изменились. Очень трудные, капризные существа. Очень изменчивые. Мужчины не так изменчивы, и в этом, мне кажется, главная разница.

Как вы считаете, это потому, что они умеют приспосабливаться?

Да ничего они не умеют. (Смеется.) Никак. Они бешенее.

В каком смысле?

Ну, для начата, они в капкане американского восторга перед женщиной — за ее так называемую красоту. Знаете, черты лица там, груди, глаза, ягодицы. А у женщин в лучшие времена, когда они в самом расцвете, такого навалом. И они привыкают к лести, к подаркам, к тому, что все с них не сводят глаз. И когда это заканчивается, а с возрастом это заканчивается неизбежно, прежнего сверхобожания им недостает. Когда его у них отбирают, женщины, по-моему, очень огорчаются. Я считаю, это очень печально, потому что они ловятся на приманку.