Обретенное счастье - Мэри Джо Патни

Она сбросила туфли и, поставив одну ногу на кресло, подняла нижние юбки, открывая чулки и нижнее белье.

– Здесь слишком жарко, – вздохнула она. – Пожалуй, я сниму чулки.

Подвязки были из белой атласной ленты с маленькими розочками. Она развязала ленту, и подвязка упала на пол. Его алчный взгляд, которым он смотрел на ее ногу, будил в ней вожделение. Она с соблазнительной медлительностью спустила с ноги чулок…

– У тебя такие красивые ноги, – хрипло проговорил Гэвин.

– Спасибо, – кивнула она. Второй чулок последовал вслед за первым. – У меня и волосы тоже красивые. – Вынув шпильки, Алекс тряхнула головой, и темная густая волна упала на плечи. Затем, нарвав горсть лепестков из букета, стоявшего на столе, она осыпала Гэвина этим пахучим душем. Лепестки, медленно кружась, ложились на его плечи и колени. – Мне нравится твоя беспомощность, – тихо проговорила они. – И еще то, что ты полностью в моей власти.

– Я воспринимаю это… как необычный урок.

Ее корсет расстегивался спереди. Она взялась за верхние крючки, чтобы освободить грудь, и не спеша подошла к Гэвину. Желание бурлило в нем, но настороженность не отпускала. Алекс изнывала от желания и упивалась собственной властью.

– Пришло время разрешить тебе прикоснуться ко мне, но только там, где я позволю. – Она положила ладони на его плененные запястья и потянулась к нему. Ее грудь оказалась прямо перед ним. Она чувствовала тепло его дыхания на своей коже, наблюдала, как его пальцы стискивают подлокотники кресла.

Высунув кончик языка, она прошлась им по изгибам его уха. Когда он повернул голову, чтобы поймать ее губы, она, увернувшись, прижалась ртом к чуть солоноватой коже его лица. Сейчас, к концу дня, его щеки покрывала светлая щетина, почти невидимая глазу, но шелковистая и мягкая, и она возбуждала ее так сильно, что у нее темнело в глазах.

Нетерпеливым движением головы он отодвинул кружево с ее груди, чтобы оголить левый сосок. Он приник к нему губами, и жар охватил ее тело. Она ловила воздух открытым ртом, и ей казалось, что пылает вовсе не она, а огонь святого Эльма, который она видела однажды ночью. Ее другая грудь изнывала от желания, и, чтобы успокоить ее, Алекс пришлось действовать. Выбор был за ней. Сегодня все выборы были за ней.

Она подвинулась, предлагая ему другую грудь.

– Ты восхитительна, – пробормотал он и сделал то, чего она так жаждала.

Испытывая непреодолимое желание ответить на то удовольствие, что он дарил ей, она сдвинула в сторону его галстук и, расстегнув рубашку, стала ласкать его теплую обнаженную грудь. Твердые мускулы напряглись под ее ладонью, когда она перекатывала его соски между пальцами. Они мгновенно стали твердыми, как маленькие камешки.

– Как чудесно, Алекс… – Он судорожно глотнул воздух, сотрясаясь всем телом. – Но это адское мучение – не сметь прикоснуться к тебе!

– Зато я могу прикасаться к тебе, милый. – Довольная, что он наконец потерял свой идиотский самоконтроль, она убрала руки с его груди и начала осторожно массировать его бедра, обходя тугой бугор под брюками. Он вздрогнул и резко задвигался, как будто хотел вырваться на свободу, чтобы со всей накопившейся страстью овладеть ее телом.

Она взяла в плен его губы и долго не отрывалась от его рта, наслаждаясь поцелуем. Он отвечал ей с жадностью, и его страсть зажгла в ней огонь. Не прерывая поцелуя, она расстегнула его брюки и взяла в руку его плоть. Нет, она вовсе не хотела привести его к быстрой кульминации. До конца было еще далеко…

Забравшись к нему на колени, она закинула ноги на подлокотники кресла, и ее бедра раскрылись ему навстречу с чувственным бесстыдством. Она подняла свои юбки, и они облаком накрыли ее ноги… Она задрожала от нетерпения – страсть, которую они так долго подавляли в себе, рвалась наружу, сметая все преграды, которые Алекс воздвигла между ними.

Она подалась вперед, ее теплая влажность встретилась с его мощным мужским естеством.

Он прервал поцелуй и взмолился:

– Развяжи меня, Искандра (Искандра – производное от «Искандер»; так звали на Востоке Александра Македонского, великого полководца и завоевателя.), я обещаю, что мои руки доставят тебе удовольствие.

Она отрицательно покачала головой и приняла более удобную позу. Сейчас она была завоевателем, женщиной-воином, и сознание этого освободило чувственность, которая слишком долго пребывала в тисках.

Он подал бедра вперед, рванувшись к ней так сильно, как только мог, оставаясь привязанным к креслу.

– Ты убьешь меня своей страстью, – задыхаясь, простонал он.

Она приподнялась и вобрала в себя его горячую мускулистую твердость, наконец-то поняв, что они созданы друг для друга. Теперь их соитие было настоящим, и насильственные акты на Мадуре ушли в прошлое.

Она содрогнулась в экстазе, крича, и задыхаясь, и утопая в волнах чувственного наслаждения. Прижавшись к нему, она услышала его ответный стон, долгий и сдавленный, словно его душа отделилась от тела.

Тело ее еще долго вздрагивало, а сердце бешено билось в груди, как будто тоже испытывало наслаждение.

– У меня такое чувство, словно я попала в сильнейший шторм и едва выжила.

– Ты наконец смогла забыть о Мадуре, – произнес Гэвин. – Я бы только хотел, чтобы ты позволила мне при этом обнимать тебя, защищая от всех штормов.

Ее лицо горело, грудь вздымалась от возбуждения. Не ответив ему, она освободила его руки. Теперь он смог наконец крепко ее обнять, окутав теплом и безопасностью. Она положила голову ему на плечо и, отвернувшись, попросила прощения за это безумие.

– Мне так стыдно… Словно я сошла с ума.

– Страсть, милая, это одна из разновидностей сумасшествия. В твоем случае гнев был ответом тем, кто причинил тебе страдания. – Он еще крепче прижал ее к себе. – Я рад, что ты выбрала именно такой способ, чтобы излить свою ярость. Это лучше, чем испробовать на мне остроту кинжала.

Она содрогнулась от этих слов, но признала, что он верно определил причину ее ярости. Какая-то часть ее недовольства была направлена и на него, она поняла это только сейчас. Она долгое время не могла простить ему ту насильственную близость, к которой принудил их Хасан, и ее злость происходила оттого, что она знала, что не права – ведь у него не было другого выхода.

– Ну что ж, теперь я по крайней мере начинаю понимать, что значит быть беспомощным, – задумчиво проговорил он. – Ты все время дразнишь меня, говоря, что я никогда не теряю над собой контроль. Возможно, это даже хорошо, что ты не оставила камня на камне от моего «контроля».

Она смутилась.

– Может быть, и так, но все равно прости меня, Гэвин. Поверь, я ненавидела себя в этот момент.

– Не надо говорить об этом, моя дорогая Искандра. – Он гладил ее по голове большой теплой ладонью, успокаивая и утешая. – Хотя эксперимент этот был весьма необычный, тебе удалось устранить между нами преграды.