Демоны вне расписания - Сергей Осипов

Действуя согласно этому плану, Настя сначала открыла глаза – и поняла, что ее план горит синим пламенем. Колени подогнулись, и Настя инстинктивно схватилась за раковину.

– Ты разве не рада меня видеть? – шепнули Насте на ухо. – Ну что ты, что ты, расслабься. А то у тебя такие глаза… Будто испуганные.

Настя смежила веки. Рыжее пламя в зеркале исчезло, но рука Лизы по-прежнему лежала на Настином плече.

– Я должна сказать тебе спасибо, – шептала Лиза. – Мы так позорно провалились тогда с Иннокентием… Он застал нас врасплох и перерезал, как баранов… Ну я, конечно же, не про себя говорю, я про тех, кого можно перерезать. Всякие там Покровские и прочие олухи. Главное, что Иннокентий тогда сбежал и мы никак не могли его найти… Но ты привела нас к нему. Спасибо.

Настя яростно двинула назад локтем, но Лиза без труда избежала удара и так же без особых усилий заломила руку Насти за спину.

– Если тебе нравится разговаривать в такой позе, пожалуйста…

Она смеялась. Настя не видела ее лица, но она слышала этот издевательский тон и дрожала от страха и бешенства одновременно. Лиза оценила эту дрожь и чуть надавила на выкрученную руку: страха стало больше, бешенства меньше.

– Что тебе нужно? – спросила Настя, стараясь говорить спокойно и уверенно.

– Мне нужна ты.

– Зачем?

– Затем, что ты хорошо знаешь Дениса Андерсона. Ты сильно выросла в моих глазах, когда я узнала, что у тебя с ним было большое светлое чувство…

– Да что вам всем дался этот…

– Если бы я знала это с самого начала, у нас с тобой все было бы совсем по-другому, – ласково сказала Лиза и, управляясь с вывернутой рукой как с рычагом, направила Настю к двери.

– Неужели? А разве ты умеешь по-другому обращаться с людьми?! – Настя попыталась перейти на крик – теперь нужно было во что бы то ни стало разбудить Филиппа Петровича. – Ты только и умеешь, что ломать руки!

– Это неправда, – сказала Лиза с деланой обидой. – Я могу быть очень ласковой. Я могу быть очень нежной. Просто люди, с которыми я бываю нежной, потом уже никому ничего не рассказывают… Но это не твой случай.

Она вытолкнула Настю в коридор.

– Если бы я знала, что ты подруга Дениса Андерсона, я бы не стала запускать тебе «беспамятника»… Я бы не стала нанимать этих идиотов, Сахновича и Покровского… Я бы стала пытать тебя сама, со всей своей фантазией, со всем своим умением… С фантазией у меня все в порядке, ты увидишь. И умение… С каждым годом все лучше и лучше, с каждым годом…

Повеяло холодом – Настя увидела, что дверь в конце коридора, та самая, через которую она недавно собиралась улизнуть в нормальную жизнь, открылась и за этой дверью стоит черный микроавтобус. Задние дверцы его были распахнуты, словно челюсти, ожидающие добычу. Добыча упиралась, но без особого успеха. К тому же в дверях, готовые прийти Лизе на помощь, стояли два крепких парня под два метра ростом. Причем самым пугающим в них были не рост и ширина плечей, а глаза – остановившиеся, холодные, невыразимо жестокие, глядящие на Настю не просто свысока, а словно с той стороны добра и зла.

Короче говоря, по всем признакам это была безвыходная ситуация, в которой остается лишь реветь от бессилия и от того же бессилия выкрикивать самые грязные слова, чтобы хоть этим ранить врага. Коридор был коротким, поэтому слов Настя успела употребить немного… как вдруг кто-то гораздо громче и яростнее продолжил ее дело. Лишь пару лихо закрученных матюгов спустя Настя поняла, что весь этот поток словесной ярости исходит от Филиппа Петровича.

При этом он отчаянно пытался стряхнуть с себя какого-то человека, да еще ухитрился вскинуть пистолет и нажать на курок. Насте показалось, что целится он прямо ей в лицо.

Наверное, было за что.

Позже Настя поняла, что ревущий благим матом и палящий из своего большого черного пистолета Филипп Петрович напоминал медведя Балу из старого мультика про Маугли – в той серии, где Балу дрался с бандерлогами, яростно стряхивая их с себя, чтобы через секунду быть облепленным врагами снова.

Но это позже. Тогда ей было не до ассоциаций. Она приготовилась умирать, причем всеми возможными способами. Для начала Настя решила, что Филипп Петрович решил вышибить ей мозги. Она зажмурилась, еще мгновение чувствуя, как Лиза упрямо тащит ее к микроавтобусу… Потом раздалось: бам! бам! бам! бам! – выстрелы перекрыли непрекращающийся мат Филиппа Петровича, и Настя полетела на пол, чувствуя, что половина лица у нее стала мокрой и горячей. Настя испуганно заорала, но кто-то орал еще громче ее, потом снова началось – бам! бам! бам! – и Настя вжалась в пол что было силы. Правый глаз был залит кровью, но левый Настя все же открыла…

– Теперь я рада тебя видеть, – дрожащим голосом прошептала она. – Вот в таком виде я тебя просто обожаю…

Спутавшиеся рыжие волосы закрывали лицо Лизы, но и сквозь них, и сквозь кровь было видно черное отверстие над левой бровью.

Бам!

Настя вздрогнула, но продолжения не последовало. Вместо этого Настю схватили за шиворот и установили в вертикальном положении.

– Н-нор…

– …мально, – закончила за Филиппа Петровича Настя, но тот не успокоился, вытащил из кармана пальто носовой платок и осторожно вытирал с Настиного лица кровь, пока не убедился, что кровь – чужая. Сам Филипп Петрович так легко не отделался – Настя заметила порезы на шее и рассеченный лоб, и это, вероятно, было еще не все. На Настины расспросы Филипп Петрович застегнул пальто и отмахнулся.

– Сваливать надо, – сказал Филипп Петрович, глядя почему-то в пол. Настя подумала, что нужно как-то объяснить свое поведение, и промямлила:

– Я пошла в туалет…

– Да, сваливать надо, – повторил Филипп Петрович и вставил в пистолет новую обойму. Настя осмотрелась: два трупа у раскрытых дверей микроавтобуса, Лиза, еще двое за спиной Филиппа Петровича. И бог знает что еще в самом кафе.

– Думаете, их было больше?

Вместо ответа Филипп Петрович передернул затворную раму.

– Зачем вы…

Настя осеклась на полуслове, потому что, следуя за сосредоточенным взглядом Филиппа Петровича, она посмотрела на труп Лизы. Труп вздрогнул. Потом вздохнул. Потом сел, открыл глаза и убрал волосы с простреленного лба. Настя почувствовала, как в голове у нее становится холодно и пусто, и как в желудке сворачивается вязкий клубок, и как руки и ноги становятся ватными…

Она потеряла сознание в тот момент, когда Филипп Петрович выстрелил Лизе в сердце. Тело качнулось назад, но не упало. Лиза медленно поднесла палец к ране в своей груди, тронула разодранную опаленную ткань, посмотрела на темную кровь на подушечке пальца и как будто задумалась.

– И кто тебя учил так обращаться с девушками? – укоризненно сказала она, по-прежнему сидя на полу и, видимо, не замечая, как судорожно подрагивает ее подбородок, а пальцы левой руки с невероятной быстротой скребут грязный линолеум.