История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский

Возвращаясь к новеллам, находим уместным привести несколько мест из введения к изданным царем Львом VI новеллам.

«Разнообразие человеческих дел и сложность жизненных условий объясняют происхождение всяческих законов, которые своим обилием распростираются на все действия людей, и последние, посредством сопоставления их с законами, дают основание к различению добра от зла. Таким образом, законы служат как бы охранителями нашей жизни и врачами, которые, с одной стороны, затрудняют укоренение в жизни дурных привычек, с другой же — устраняют вредные последствия тех, которые незаметно проникли уже в общество, отсекая зло с корнем и не давая ему укрепиться. Но человеческие благоприятные и противоположные им течения, производящие полное крушение в делах и изменяющие счастливые состояния на бедственные и многое покрывающие забвением, /так что если бы начало их происхождения не было засвидетельствовано, то можно бы их считать несуществовавшими,/ нанесли законном немалый вред, покрыв одни из них полным забвением, другие же поставив во взаимное противоречие. Причина же тому лежит в том, что частию сами законодатели не оставались верными прежним своим воззрениям, но вошли с ними в противоречие, частию же в том, что позднейшие законы не были согласны с более древними или по применению их, или по основному смыслу, вследствие чего в законах произошел значительный беспорядок, принесший немалый вред делам. Почему, рассудив, что не следует пренебрегать этим и доставлять в беспорядке и смешении то, от чего зависит мир и спокойствие общественной жизни, мы решились подвергнуть законы самому тщательному расследованию и те из них, которые признали полезными для государства, сделав из них выборку, приказом царства нашего утвердили для настоящего времени и узаконили применение их к делам; что же касается тех законов, которые оказались неприменимыми, то одни из них, исключив своим приказом из свода законов, предали вечному забвению, другие же, которых мы не могли и вспомнить, подвергли амнистии и исключили подобно первым. Так как в действующем обычном праве оказались некоторые положения, не лишенные основательности и не противные здравому смыслу, то мы почтили их достоинством закона и перенесли из обычного права в сборник закона» [88].

Можно бы подумать при чтении приведенных слов, что законодателя снова занимают здесь те же общие затруднения, которые вызвали появление «Эпанагоги» и «Василик», иначе говоря, что это введение может считаться общим местом, малопригодным для новелл. Но стоит ознакомиться с содержанием первой новеллы Льва, обозначенной именем магистра Стилиана, тестя его, чтобы понять, что новеллами именно придается сила закона обычному праву. Так, послав упрек Юстиниану за непоследовательность, причинившую много вреда судебным учреждениям, законодатель продолжает:

«…да и по настоящее время частию вследствие позднейших узаконений, частию под влиянием местных обычаев, еще не получивших законного права и единственно почерпающих силу в угодливости толпе, возникают многие новшества, происходит путаница в применении закона и в делах чрезвычайное запущение и беспорядок [89].

И действительно, в новеллах Льва встречается немало отличий от обычного законодательства, и притом столько же в гражданском праве, как и в церковном.

Во многих отношениях Лев допускал радикальные мероприятия. Таков его закон о рабе, принявшем священный сан без воли господина, которого он приказал возвращать в первоначальное состояние вопреки существовавшим гражданским законам (11), таковы в особенности его новеллы, изменявшие брачное право (12). Не входя в подробности обсуждения тех изменений, которые введены были в Церковь и в гражданское общество новеллами, мы ограничимся здесь изложением сообщаемых ими чрезвычайно важных данных, выясняющих положение крестьянского сословия и знакомящих с общинным бытом среди византийских поселян. /Господствовавшее до последнего времени воззрение на византийские крестьянские и вообще землевладельческие отношения основывалось на авторитете Цахариэ Лингенталя. В своей истории Греко-римского права (13), которая пользуется большим и вполне заслуженным авторитетом, он сообщает интересные выводы по занимающему нас вопросу. Именно, у него в первый раз в истории науки даны надлежащая постановка и освещение вопроса о деревенской общине. Дальнейшее движение эта сторона изучения Византии получила в русской литературе (14), причем, как и естественно было ожидать, у нас подверглась рассмотрению проблема о крестьянской общине. Как уже было указано во Введении, в исторических обстоятельствах, содействовавших появлению и сохранению общинного быта, проявляются существенные признаки византинизма, в котором история Византийской империи имеет свой отличительный характер. Таким образом, здесь предстоит остановить внимание на судьбе крестьянской общины в государственной истории Византии и на роли свободного землевладения в истории его учреждений./