Федеральный наемник - Владимир Гуркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я достал пистолет, посветил Майорову фонариком в глаза. Его веки вздрогнули, затем открылись. Я быстро ткнул ему в ребро пистолет.
— Если закричишь, я тут же нажимаю на курок. Ты понял?
Он кивнул головой. Меня он не видел, но узнал по голосу.
— Это ты? — В его интонации прозвучало изумление.
— Это я.
— Но как ты сюда попал, а где охрана?
— Охрана там, где ей и положено быть, — в соседних помещениях. Не волнуйся, с ней все в порядке. Никто не пострадал.
Майров сел на подушке.
— Но тогда каким образом ты попал сюда? — Весь его голос представлял из себя сплошную октаву изумления.
— Я тебе раскрою эту тайну если ты клянешься матерью и бабушкой никому ее не рассказывать. Один местный колдун дал мне выпить специально приготовленный отвар, он позволяет человеку проходить сквозь стены. Так что для меня попасть, куда мне надо, теперь не проблема.
— Ты полагаешь, что я совсем свихнулся?
— Тогда объясни, как я оказался рядом с тобой. А может, тебе это снится. Давай проверим. Я нажимаю на курок пистолета. Если это сон, ты не умрешь, а наоборот, проснешься от звука выстрела. Ну если это явь, то уж извини…
— Не надо! — поспешно воскликнул Майоров.
— Тише. — Я специально ткнул ему пистолетом меж ребер — чтобы было побольней. Он издал звук, похожий на скулеж.
— Хватит! — оборвал я его. — Я пришел с тобой поговорить о важном деле. У меня есть точная информация, что некоторые подчиненные тебе офицеры сотрудничают с боевиками.
— Этого не может быть!
— Все может быть, а уж это — тем более. Я все слышал своими ушами, когда твои люди и боевики собирались вместе ловить меня. Я стоял рядом и наблюдал, как они договариваются. Со стороны федералов вел переговоры офицер по имени Дима. Высокого роста, почти под два метра, Полагаю, когда был по моложе, играл в баскетбол. Думаю, тебе будет проще простого его найти.
— Я не верю тебе, ты это говоришь специально.
— Зачем?
— Ты — в розыске, вот и ищешь возможность отмыться.
— Брось, ты знаешь, я не перекладываю свои грехи на других. Это делаешь ты. Я тебя предупреждаю: вопрос серьезный. Один предатель способен погубить целую армию. Я видел, к чему приводят такие вещи. У меня есть большое подозрение, что и у тебя рожа в пуху. Я нисколько не удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что этот высоченный Дима действовал по твоему указанию.
— Думай, что говоришь! — Невольно голос Майорова сорвался на крик. Только крик шепотом. Даже в этой ситуации он помнил о приставленном к груди дулу пистолета. — Такие оскорбления смываются кровью.
— Брось, это не для тебя, Валентин. Пока у меня нет доказательств. Но если я их добуду, то застрелю тебя как бродячую собаку. Без всякого суда. Помни про мою способность проникать сквозь стены. Тебе от меня не укрыться, даже если ты себя обложишь целой сотней охранников. Ты все понял?
— Да, — прошептал Майоров. — Ты сумасшедший.
— А кто здесь нормальный. Зачем сюда пришло столько народа, чтобы убивать друг друга? Какой в этом смысл?
— Но ты же убиваешь?
— Я всего лишь щепка, которая подхвачена бурным течением. Я не в счет. Но сейчас не время разводить подобные дискуссии. Мне пора идти, вернее исчезнуть. Пройду-ка я сквозь вон ту стену. Возьми полотенце и завяжи себе глаза. Если кто-нибудь увидит, как я это делаю, отвар потеряет все свои чудодейственные свойства. Быстрей!
Майоров сделал из полотенца повязку для глаз: я выключил фонарик. Затем быстро открыл лаз и нырнул вниз. И почти сразу же я услышал громкий вопль Майорова, угрожающий топот ног его охраны. Но меня это уже больше не волновало, я был уверен: коли они не нашли этот ход до сих пор, не найдут и сейчас.
В поисках меня солдаты начали повальный обыск, ему подлежал каждый дом в Степном. Мы с Мухаммедом едва успели покинуть село, из которого с каждой минутой доносилось все больше шума.
Наш ночной маршрут продолжался приблизительно час, Я почти не ориентировался на местности, по которой мы шли. Зато Мухаммед шагал уверенно, и это успокаивало меня. Сам не зная почему, но я доверял ему, хотя отлично знал, что подвергаю себя немалому риску; обман и двуличность — в крови этого народа. А в нынешних условиях военных действий эти качества усилились вдвойне. Хотя, как известно, из любого правила есть исключения.
Мухаммед привел нас к какой-то хижине. Подобрать другое определение для этого сооружение было просто трудно. Мухаммед пояснил, что здесь живут пастухи, когда пасут баранов. Но сейчас тут никого нет по причине отсутствия скота; его совместными усилиями съели федералы и боевики.
— Я останусь с вами, жену я предупредил, — сказал Мухаммед. — Возвращаться домой опасно, можно навлечь на себя подозрения.
Я одобрил это решение. Все пошли спать, мы задержались с Мухаммедом, решив напоследок выкурить по сигарете.
Не знаю, как в других местах, здесь ночь была очень тихой, не слышно было ни шума ветра, ни артиллерийских залпов.
— Я тебя потревожил, извини, — сказал я. — Но не было другого выхода, очень надо было встретиться с комендантом.
— Я понимаю, — вздохнул Мухаммед. В его вздохе мне послышалась глубокая грусть.
— Тебя что-то гнетет?
— Меня все гнетет. Мы уничтожаем самих себя. Но я не могу понять ни ваших, ни наших. Те и другие беспощадны, никто не знает, зачем убивают друг друга. А такие, как я, не могут нормально жить. Просто жить и ничего не бояться. И прежде всего за своих детей. Мы с женой хотели завести еще одного ребенка, а потом отказались. В такие времена такими делами нормальные люди не занимаются. Как ты думаешь, мы правы?
— Трудно сказать. Я думаю, эти проклятые времена все же когда-ни-удь кончатся, а дети останутся и будут жить в мирной стране. А коли их сейчас не родить, их и не будет. И кто будет жить в мире? Я бы тоже хотел родить еще детей, — вдруг совершенно неожиданно для себя проговорил я.
— От Ванды? — подмигнул мне Мухаммед, кивая головой на хижину.
— Может быть, и от нее. Она красивая женщина, значит и дети должны быть красивыми. А мне всегда нравились красивые и здоровые дети. Как у тебя.
Я почувствовал, что последние мои слова понравились Мухаммеду, даже взволновали его. Пожалуй, этот человек был одним из самых идеальных отцов, которых я когда-либо встречал в жизни. Он любил своих детей больше, чем себя. А это не так уж часто встречается.
— Обязательно родите! — горячо воскликнул он.
Наши сигареты догорели.
— Пойдем спать, — сказал я. — Будем надеяться, что никто не потревожит наш сладкий сон.
Мы поднялись рано утром, солнце только начало свой путь по небосводу и выглядело на нем не самым лучшим образом — бледным желтоватым пятном. Мы распрощались с Мухаммедом. Я следил глазами, как он шел, пока его фигура не скрылась за деревьями. Мне снова было тревожно, несмотря на то, что нас по-прежнему окружала только тишина. Я поторапливал свою «инвалидную» команду, как иногда шутя я называл своих спутников. Мне хотелось как можно быстрее и подальше уйти от этого места.