Вечные хлопоты. Книга вторая - Евгений Васильевич Кутузов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все было хорошо, все приятно Наталье, и она радовалась искренне, что наткнулась на объявление, которое привело ее сюда. Здесь она непременно обретет душевный покой, почувствует себя человеком, потому что будет заниматься нужным, полезным делом и еще потому, что ей повезло и она попала в такой замечательный коллектив. Она сидела, слушала песни и удивлялась, как могла раньше жить, не зная этих прекрасных, добрых людей, не подозревая даже, что они существуют...
— Что-то наша Наталья Михайловна приуныла, — вывел ее из задумчивости голос Зиновия Евграфовича.
— Что вы! — сказала она. — Я слушаю.
— Музыкальная часть программы окончена, — объявила Ираида Александровна. — Предлагаю выпить еще по одной и после антракта начать литературную часть. Кто «за»?..
— Я читать не буду, — сказал Володя.
— Просим, просим! — поддержал Ираиду Александровну муж Христофоровой. — Что-нибудь лирическое.
— Нет. В другой раз, только не сегодня.
— Наталья Михайловна, слово за вами, — обратился к ней Зиновий Евграфович. — Он стесняется вас.
— Просто не хочется, — сказал Володя, краснея.
— Я думаю, не стоит заставлять. — Наталья посмотрела на Володю, и он благодарно кивнул ей.
— Тогда — танцы! — объявила Ираида Александровна, поднялась и распахнула дверь в следующую комнату.
В гостиницу Наталья вернулась около полуночи. Ее провожали и Володя, и Христофорова с мужем, и Зиновий Евграфович. Всем им было, оказывается, по пути...
От выпитого вина шумело в голове, однако настроение было приподнятое. Спать не хотелось, и Наталья села писать деду письмо. Ей не терпелось поделиться с ним своею радостью, рассказать, как все замечательно устроилось. Всегда она отличалась чуткостью, догадливостью, но тут чего-то не додумала, не сообразила, что эта ее радость скорее огорчит старика Антипова, чем порадует...
ГЛАВА ХХ
Тоскливо и пусто сделалось в антиповском доме после отъезда Натальи. Так тоскливо и пусто, как не бывало еще никогда.
Правда, особенно весело не было и раньше, с тех самых пор, как случился разлад у дочери с зятем, но все-таки была же семья! И когда Клавдия Захаровна с Татьяной переехали к зятю, даже тогда в доме вместе со стариком Антиповым жили Наталья и Михаил, требовавшие заботы о себе, постоянного внимания и глаза. Это как-то заполняло жизнь, делало ее осмысленной, кому-то необходимой и нужной. К тому же по выходным обычно приезжали зять, Клавдия Захаровна и младшая внучка, и дом наполнялся движением, суетой, приятной безалаберностью.
Обычно, пока Клавдия Захаровна возилась с обедом, старик Антипов с Анатолием Модестовичем уходили либо в цветочный палисадник (огород зарастал понемногу, однако за цветами Захар Михалыч ухаживал по-прежнему), либо в большую комнату, где они обсуждали самые разные проблемы. Старик Антипов любил эти беседы — и потому, что не боялся сказать что-то невпопад, зная, что зять не станет насмехаться, а главное — потому, что с зятем не чувствовал себя неравным, хоть Анатолий Модестович и директор завода, значит, разбирается в сложных вопросах лучше других. Это уважительное отношение к знаниям зятя не распространялось на проблемы чисто житейские, семейные — здесь, по мнению старика Антипова, хозяином положения оставался он. Но о чем бы они ни говорили, каких бы отдаленных от собственной их жизни проблем ни касались, беседы эти почти всегда заканчивались спором на одну и ту же тему: настойчиво и упрямо, игнорируя любые доказательства Анатолия Модестовича, старик Антипов твердил, что прежде, то есть в далекие годы его молодости и, может быть, сразу после войны, жизнь была организована правильнее, интереснее, ибо в жизни было главное — была цель. Большая цель.
— А нынче?.. — Он безнадежно махал рукой. — Большая цель разделилась на крошечные, личные цели. Точно муравьи тянут, тянут в свои муравейники всяк для себя!.. Эти телевизоры, будь они прокляты — и кто их только выдумал? — разные машины, ковры, серванты... Лишь бы подороже и поблестящее, лишь бы не отстать от соседей... Что-то не то! Нравственности не стало, вот в чем все дело, — непременно говорил он полюбившееся ему слово. — А нравственность — великая сила!
Анатолий Модестович улыбался, слушая тестя, однако не подавал виду, что рассуждения его наивны.
— Это не признак отсутствия нравственности, — отвечал он вполне серьезно. — Это показатель повышения благосостояния, за что, собственно говоря, вы и боролись. — Себя он не причислял к борцам.
— Выходит, мы боролись за то, чтобы народ свои квартиры сервантами забивал?! Это ты брось...
— Серванты — мелочь, — спокойно возражал Анатолий Модестович. — Мы-то с вами говорим вообще о благосостоянии...
— Заладил свое: благосостояние, благосостояние! — сердился старик Антипов, досадуя, что зять, человек умный и грамотный, не понимает таких простых и ясных вещей. — Мы работали и думать не думали о полированных кроватях. Может, и не знали многие, что кровати бывают полированные! На железных спали. Или на полированных-то дети лучше получаются?.. Что-то не похоже.
— Да нельзя — понимаете? — чтобы люди жили одной работой. Такое общество в конце концов и превратится в общество муравьев. У человека, Захар Михайлович, от природы высоко развито чувство прекрасного, стремление к красоте...
— Э-э! Об этом я тебе так скажу: красота, она или есть в самом человеке, в его душе, или ее нет. Когда у человека душа пустая, как дырка, ничего не поможет, хоть и потолки коврами завесь, все равно... Вот возьми ты простую вещь — цветок. Красота-то какая, а? — Старик Антипов нежно гладил георгин. — Развел под окнами и наслаждайся красотой, любуйся... Женщины, если разобраться, тоже для украшения жизни, а иной считает, что баба — она только чтобы борщ варить и детей рожать приспособлена! Потому-то кое-кто вместо цветов клубнику сажает, а жену на базар посылает продавать, да подороже, пораньше, покуда другие не успели! Это и есть стремление?..
— Люди разные, Захар Михайлович. Вам нравятся цветы, а я вот люблю ковры.
— Люби, только с ума не сходи. А вообще речь не про тебя. Ты-то, может, и правильно живешь... — Старик Антипов вздыхал. —
