Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра  - Николай Лузан

— К сожалению, ряд авторов в погоне за сенсацией, а некоторые преднамеренно, стремятся очернить деятельность Смерша и бросить тень на современную контрразведку. Мои беседы с ветеранами войны, изучение архивных материалов дают основания полагать, что будущая книга перевернет бытующее негативное представление о Смерше.

— Товарищ генерал, а допуск к особым папкам будет открыт?! — загорелся я.

— Директор Николай Платонович Патрушев, выслушав мои доводы и доводы ветеранов Смерша, снял все ограничения.

— И даже по материалам на Абакумова?!

Александр Георгиевич посмотрел на меня с укором и заметил:

— Николай Николаевич, понятно ваше желание предложить читателю некий бестселлер. Но задача состоит в ином: объективно разобраться и представить правдивую историю Смерша, какой бы горькой она ни была.

— Извините, товарищ генерал, — смутился я.

— Вместе с тем не надо забывать, в Смерше служили живые люди. В годы тяжких испытаний они плечом к плечу с армией выстояли и победили фашизм.

— Об этом времени я знаю не понаслышке, а от ветерана нашего отдела Густава Дмитриевича Федорова.

— Вот потому, работая над материалами, будьте деликатны в оценке действий сотрудников Смерша. Нельзя мерить их дела мерками нашего мирного времени.

— Постараюсь, товарищ генерал! — заверил я.

— Удачи вам! — пожелал Александр Георгиевич, крепко пожал руку и, завершая разговор, распорядился: — К работе приступить сегодня и без раскачки. В архиве все подготовлено для вашей работы. В помощь вам выделен сотрудник.

— Спасибо, — поблагодарил я и, от радости не чувствуя под собой ног, покинул кабинет.

В приемной меня ждал сюрприз — полковник Василий Писаренко, тот самый, с легкой руки которого я оказался в числе редких счастливцев, допущенных к тайнам Смерша. Подвижный как ртуть, он сгорал от нетерпения и, забыв поздороваться, накинулся с вопросами:

— Ну как? Как прошла встреча?! Вас включили в группу авторов?

Счастливая улыбка на моем лице служила ответом.

— Поздравляю! Здорово! — разделял мою радость Писаренко.

— Спасибо, Василий Григорьевич, за царский подарок. О таком я даже мечтать не смел, — признался я.

— Так как прошла встреча? — допытывался Писаренко.

Сумбурно пересказав разговор, я не удержался от распиравшей меня гордости и сообщил, что предложил название будущей книги.

— И какое? — уточнил Писаренко.

— Смерш с многоточиями.

— И как к этому отнесся Александр Георгиевич?

— Сказал, что с названием не следует спешить.

— Да, это сложная тема. Вокруг нее до сих пор ломаются копья.

— Уже сломали, Александр Георгиевич сказал: проект «Смерш» поддержал Николай Платонович…

Здесь напомнил о себе дежурный. Он довел распоряжение руководителя УРАФ генерала Василия Христофорова.

— Николай Николаевич, вас ждут в архиве.

Простившись с Писаренко, я в сопровождении дежурного поспешил в центральное хранилище, чтобы с головой погрузиться в находившийся под семью печатями мир Смерша. Подчиняясь воле генералов Безверхнего и Христофорова, передо мной пали один за другим режимные барьеры. Я замер на пороге перед бесконечными рядами стеллажей. На полках, уходящих под потолок, хранились тысячи, десятки тысяч пухлых томов. В них — в спецсообщениях, донесениях, отчетах, сводках и докладных записках — содержалась подлинная история Смерша.

Встретил меня сотрудник архива, старший лейтенант. Неспешный в движениях и лаконичный в выражениях, он, поздоровавшись и представившись Иваном Степановым, предложил пройти в небольшую комнату. Обстановка в ней была более чем скромная: стол, стул и настольная лампа времен зловеще памятного наркома НКВД Николая Ежова. Дав пояснения о порядке обращения и работы с архивными материалами, Степанов покинул меня.

Я топтался перед тележкой с россыпью «брильянтов» — делами с материалами операций Смерша — «ЗЮД», «Арийцы», «Десант», «Янус», «Оркестр», «Туман», «Загадка» — и дрожащими руками перебирал пухлые тома. С пожелтевших страниц на меня повеяло обжигающим дыханием суровых военных лет. Невольно на память приходили слова Александра Георгиевича: «Смерш — это прежде всего люди, действовавшие в условиях экстремальной обстановки». Забыв об обеде и не замечая времени, я вчитывался в секретные, совершенно секретные и особой важности документы. Страница за страницей передо мной открывалась необыкновенная, захватывающая книга человеческих судеб, какой я еще никогда не читал.

За работой стремительно летели дни и, как в лучах восходящего солнца, из забвения проступала подлинная история военной контрразведки периода Великой Отечественной войны. Бесстрастное время, подобно кузнечному горнилу, сметало окалину клеветы с подлинной истории Смерша и ее предшественника — Управления особых отделов НКВД СССР.

22 июня 1941 года военная контрразведка встретила обескровленной репрессиями. С 1936 по 1939 год из четырех ее руководителей трое подверглись арестам, а затем были расстреляны. Коса репрессий не остановилась на них и дошла до последнего батальонного опера. На их места назначались партийные и комсомольские работники, не имевшие профессиональной подготовки.

В отделе военной контрразведки по 6-й кавалерийской дивизии, куда 22 июня 1941 года получил назначение выпускник Камышловского военного пехотного училища оперуполномоченный особого отдела лейтенант Иван Устинов, подавляющее число сотрудников не имело не то что профессиональной, а и военной подготовки. Ему, лейтенанту, пришлось на ходу обучать их «…владению оружием и другим боевым навыкам».

Не менее сложная обстановка с командными кадрами сложилась и в Красной армии. В ноябре 1938 года нарком обороны маршал Семен Тимошенко, выступая на Военном Совете, сообщил следующие цифры о чистке в армии и на флоте: «…из Красной Армии и Военно-морского флота «вычистили» 40 тысяч человек и репрессировали около 45 % командного состава и политработников РКК».

Следствием массовых репрессий стало то, что накануне войны в звене дивизия около 37 % командиров находились в должности менее 6 месяцев, а на таком важнейшем оперативном участке, как армия, их было 50 %. Еще более удручающее положение сложилось в авиации. В звеньях авиакорпус — авиадивизия эти цифры достигали 100 % и 91,4 %. 13 % командиров вообще не имели военного образования.

Поэтому в первые месяцы войны контрразведчикам зачастую приходилось заниматься не только оперативной работой — выявлять вражеских шпионов, диверсантов, террористов, но и принимать на себя командование подразделениями. Об этом Устинов с заслуживающей уважения прямотой писал в своей книге «Крепче стали».

«…по ходу отступления под Вязьмой до 1000 военнослужащих из разных частей оказались без единого командования… многие из них находились в растерянном состоянии, а некоторые проявляли явные признаки подготовки побега к противнику, до которого оставалось не более 500–800 метров.