Мизери - Стивен Кинг

Ты же крутой парень, сказал он себе однажды после комплексаизнурительных упражнений по поднятию и опусканию машинки. Руки дрожали, обрубокбольшого пальца немилосердно ныл, лоб покрылся тонкой пленкой пота. Ты — крутойковбой, ты должен одолеть старого беззубого шерифа. Вот только одной буквы уженет, и я замечаю, что еще некоторые — «т», например, «е» и еще «г» начинаютстранно себя вести… Шатаются то вправо, то влево, то выпрыгивают над строкой,то спотыкаются. Почему-то, мой друг, мне кажется, что на этот раз старый шерифвозьмет верх. По-моему, этот дряхлый старикан тебя побьет… и сука, наверное, обэтом знает. Может, поэтому она и отрубила мне палец. Говорят, сумасшедший — ещене значит тупой.

Его утомленные глаза внимательно разглядывали машинку.

Вперед. Можешь сломаться совсем. Все равно я закончу. Еслиона тебя заменит, я поблагодарю ее от души, а если нет — что ж, у меня ещеостались пальцы.

И только кричать я не буду.

Я не буду кричать.

Я.

Не буду.

12

Я не буду кричать.

Он сидел у окна, он уже окончательно проснулся, он ужепонимал, что полицейский автомобиль на подъездной дорожке столь же реален,сколь реальной была когда-то его левая ступня. Кричи! Кричи же, черт тебяпобери! Ему хотелось кричать, но запрет был серьезен — слишком серьезен. Он немог открыть рот. Он попытался открыть рот и увидел коричневые брызги бетадина,разлетающиеся с лезвия электроножа. Он попытался открыть рот и услышал скрежеттопора о кость, увидел мягкую вспышку спички, высветившую слово Bernz-O-matiC.

Он попытался открыть рот и не смог.

Попытался поднять руки. Не смог.

Жуткий стон вырвался из его сжатых губ, руки его слегкастукнули по доске по обе стороны «Ройала», но это было все, чего он смогдобиться, все, что он мог сделать, чтобы повлиять на свою судьбу. В прошлом онне испытал ничего столь же страшного — за исключением разве что мгновения,когда попробовал подтянуть левую ногу, а ступня не двинулась с места, — как этоощущение неподвижности. В реальном времени прошло секунд пять, ну, не большедесяти. Но в своем внутреннем времени Пол Шелдон прожил долгие годы.

Перед ним предстала реальная возможность спасения; емуоставалось разбить окно, сломать замок, которым эта сука замкнула ему рот, изаорать: Помогите, помогите, спасите меня от Энни! Спасите меня от богини!

Но другой голос внутри него кричал: Энни, я буду хорошим! Яне буду кричать! Я буду хорошим, буду хорошим во имя богини! Я обещаю некричать, только не надо больше отрезать куски от моего тела! Знал ли он, зналли прежде, насколько она изуродовала его, какую часть его истинного «я» — егосветлого духа — она ампутировала? Он знал, что жил в состояниинепрекращающегося страха, но знал ли он, какую часть своей сильной когда-толичности он утратил?

Одно он знал почти наверняка — с ним не все в порядке, идело не только в параличе языка, так же как и с книгой не все в порядке, и нетолько по причине отсутствующих букв, или лихорадки, или несообразностейсюжета, или даже утраты мужества. Истина слишком проста, страшная истинаслишком проста. Он умирает дюйм за дюймом, но смерть не так страшна, как ондумал прежде. Страшнее было то, что он угасая, становился умственно отсталым.

Не кричи! — заорал голос внутри него, и в ту же секундуполицейский открыл дверцу патрульного автомобиля и вышел, поправляя фуражку. Онбыл молод, не старше двадцати двух или двадцати трех, и на нем были темныеочки, черные и блестящие, похожие на два нефтяных пятна. Он помедлил, чтобыпоправить складки на форменных брюках цвета хаки, а в тридцати ярдах от него мужчинас голубыми глазами на бледном, заросшем бакенбардами и изрезанном старческимиморщинами лице наблюдал за ним из-за оконного стекла, стонал сквозь сжатые губыи бессильно барабанил пальцами по доске, лежащей на ручках инвалидного кресла.

Не кричать

(«кричи же»)

Кричи и потом все может быть кончится

(не кончится это не кончится пока я не умру этому мальчикуне справиться с богиней)

Боже мой, Пол, неужели ты уже умер? Кричи, трусливый сыкун!КРИЧИ, КУСОК ДЕРЬМА, КРИЧИ!!!

Он услышал, как губы его разомкнулись. Он набрал воздуха влегкие и закрыл глаза. Он еще не знал, что из его попытки выйдет, — да так и неузнал, пока не вышло кое-что.

— АФРИКА! — закричал Пол. Дрожащие ладони взметнулись наддоской и сжали виски, как будто стараясь предотвратить взрыв черепа. — Африка!Африка! Помогите! Помогите! Африка!

13

Он разлепил глаза. Полицейский разглядывал дом. Пол не виделего глаз за солнечными очками, но наклон его головы выражал растерянность. Оншагнул вперед, остановился.

Пол взглянул на лежащую перед ним доску. Слева от пишущеймашинки стояла тяжелая керамическая пепельница. Наверное, когда-то она былаполна измятых окурков: сейчас она не содержала ничего более вредного дляздоровья, чем канцелярские скрепки и флакончик с белым составом для удаленияопечаток. Пол схватил пепельницу и швырнул ее в оконное стекло. Осколкиполетели наружу. Из всех звуков, которые слышал в жизни Пол, этот полнее другихассоциировался со свободой. Стены темницы рухнули, подумал он сквозь головокружениеи закричал:

— Сюда! На помощь! Берегись женщины! Она сумасшедшая!

Полицейский повернулся в его сторону. Его нижняя челюстьотвисла. Он достал из нагрудного кармана какой-то предмет, который мог бытьтолько фотографией. Он посмотрел на фотографию и бросился бежать по подъезднойдорожке к дому. Там он произнес единственные четыре слова, которые Пол услышалот него, последние четыре слова, которые от него кто-либо слышал. Ему ещепредстояло издать несколько нечленораздельных звуков, но ни одного настоящегослова уже не будет.

— Ах черт! — выкрикнул полицейский. — Это вы!

Пол настолько сосредоточил внимание на полицейском, чтозаметил Энни лишь тогда, когда было уже слишком поздно. А когда он увидел ее,его охватил сверхъестественный ужас. Энни превратилась в богиню, в существо,соединяющее в себе женщину и газонокосилку, в злобного кентавра женского пола.Бейсбольная кепка свалилась с ее головы. Ее лицо словно застыло, искаженноеяростным рычанием. В руке она держала деревянный крест. Этот крест она недавноводрузила на могиле коровы — он не мог припомнить, Босси № 1 или № 2, —переставшей наконец мычать.

Босси в самом деле умерла, и, когда весеннее теплоразмягчило землю. Пол видел в окно — то замирая от ужаса, то не в силахсдержать хихиканье, как Энни копала могилу (это заняло большую часть дня), какпритащила тело Босси (ставшее значительно легче) из-за сарая. Для этого онавоспользовалась цепью, которая обычно служила для трейлера. Один ее конец онаприкрепила к «чероки», другим захлестнула корову поперек туловища. Пол мысленнозаключил с самим собой пари, что тело коровы разорвется пополам, но проиграл.Энни уложила Босси в яму, а затем принялась методично закапывать ее. Работу оназаканчивала уже в полной темноте.