Неповторимое. Том 3 - Валентин Иванович Варенников

«На 19 августа наши телефаксы работали только на передачу… Восемь телефаксов по восьми линиям Центральной станции связи МПС (!) непрерывно подрывали устои… коммунистической диктатуры».

«В два часа дня помощник президента Ельцина Царегородцев попросил начать передавать Указ президента, который он тут же перекинул на мой компьютер. К передаче подключилась компьютерная почта».

«Мне звонили и спрашивали, куда „сгружать бабки“ (то есть доллары)».

«Две наши крупные фирмы после совместных консультаций во дворе Политехнического музея… занялись оружием».

Даже оружием! Спрашивается, а где контроль КГБ?

«Днем потребовалась группа из пяти человек для выполнения очень специального (?) и опасного задания. Руководитель одной из брокерских контор долго отбирал самых сильных и смелых. Когда он собрал их для объяснения задания, то попросил оставить оружие, если у кого-то оно есть. Все пятеро выложили на стол пистолеты».

Как видите, незаконное вооружение людей уже приобрело в стране массовый характер. Конечно, только чрезвычайные и очень активные, а не пассивные меры могли и должны были пресечь тогда действия всех экстремистов. Но действий со стороны советских «компетентных органов» не было.

Именно поэтому:

«За один только день 19 августа нам так удалось раскрутить маховик сопротивления, что остановить его удалось с огромным трудом только 25 августа».

Далее Боровой описывает, как они несли огромное полотнище знамени по центру Москвы к Дому Советов РСФСР.

Длина знамени была 120 метров, а ширина – 5 метров.

«Рядом со мной шел Михаил Иванович Лапшин (?!) – председатель совета брокеров и несколько знакомых брокеров… Знамя выползало из биржи в полной тишине. Было по-настоящему страшно… Прокричали первый лозунг: „Долой хунту“ – крик наш, казалось, разнесся по всей Москве… Постовой, дежуривший у соединения улицы Кирова и площади Дзержинского, заметив нас, начал быстро почему-то радостно убирать знак на подставке с центра улицы».

«Я посмотрел на ту часть здания КГБ, которая выходила на улицу Кирова. Окна были открыты. Из каждого окна на нас смотрели. Они ждали, когда кончится этот невозможно длинный флаг. Шествующие кричали: „Позор КГБ, позор КГБ“».

«С крыши одного из зданий КГБ нас снимали видеокамеры».

«Впервые за семьдесят три года существования Советской власти, в сердце страны, в Москве, в центре, по площади Дзержинского, проходила антиправительственная демонстрация – неразрешенная, смелая и агрессивная».

И эта колонна прошла мимо Большого театра, вышла на улицу Горького (Тверскую), прошла мимо Моссовета, по Садовому кольцу, вышла к Новому Арбату и прибыла к Дому Советов РСФСР, не встречая ни малейшего сопротивления со стороны правоохранительных органов, хотя в городе было объявлено чрезвычайное положение. Мало того, с балконов посольства США им махали руками, приветствуя. А колонна за знаменем разрослась в многотысячную демонстрацию.

Не странно ли все это? Ведь все происходит под носом КГБ! Что, это было неожиданностью? Но тогда где контрразведка? Ведь несколько тысяч брокеров собралось у Борового на бирже, несколько часов митинговали и готовились к этому маршу со знаменем. Где информация об этом? Или она была, но не было никакой реакции, так же как и на мои шифротелеграммы из Киева в адрес ГКЧП?

Можно сделать однозначный вывод.

Вышло так, что объявленное в Москве чрезвычайное положение касалось только самого ГКЧП и государственных структур союзного центра. Верховный Совет, правительство и президент РСФСР его не выполняли, как и в целом подогретые Ельциным москвичи. Что же касается молодой буржуазии, рожденной Горбачевым, так она не только не выполняла закон «О режиме чрезвычайного положения», но и вела себя нагло, вызывающе, провоцируя власти на применение силы.

А что власти? Да ничего! Или смотрели из-за штор на незаконно демонстрирующих, или заседали, переливая из пустого в порожнее, не принимая по отношению к нарушителям закона никаких, даже слабых мер. Кто может объяснить это бездействие? Я, например, не могу этого сделать. Уже 19 августа властные структуры отдали оппозиции всю инициативу. А после пресс-конференции передали и власть. 20 августа оппозиция в лице Хасбулатова, Руцкого и Силаева свободно разъезжала по Кремлю, «допрашивая» Янаева, Лукьянова и других о дальнейших их планах. В тот же день оппозиция митингами укрепила свое положение, и властные структуры не мешали им это делать.

В ночь с 20 на 21 августа Ельцин и его окружение провокацией на Садовом кольце добились-таки кровавого столкновения и умело использовали это против ГКЧП, который, едва успев родиться, уже задыхался от неорганизованности и отсутствия четкого и ясного управления, отсутствия единоначальника – твердого, беспощадного и непоколебимого в достижении цели.

Утром 21 августа все было кончено. Попытка спасти страну превратилась в мираж.

Несколько лет назад в одной из наших газет политолог и социолог Сергей Кара-Мурза, которого я глубоко уважаю и ценю за его справедливое и острое перо, выступил против меня. Не в прямом, конечно, смысле. Просто оценив события первой половины 1990-х годов, он резонно поставил один вопрос, который приблизительно звучал так:

«Генерал Варенников, отказавшись, в отличие от других, привлеченных по делу ГКЧП к ответственности, от объявленной Государственной думой амнистии, тем самым совершил поступок, который общественностью оценивается положительно. Тем более что он настаивал на том, чтобы его судили, чтобы в открытом судебном заседании показать народу, кто является виновником развала Советского Союза, и одновременно отстоять свою гражданскую и офицерскую честь. Это, мол, все правильно. Но меня (то есть С. Кара-Мурзу) беспокоит один вопрос, задавая который я могу вызвать негативную реакцию читателей. Однако я его все-таки задам: что сделал Варенников в августовские дни как государственник для спасения Отечества?»

Резонный вопрос? Несомненно. Правомерно ли он поставлен? Конечно. Осудит ли кто Кара-Мурзу за такой вопрос? Не думаю. Но если кто и сделает такую попытку, то это будет неправильно. Почему? Да потому, что весь народ интересует: почему же ГКЧП не спас страну? В том числе этот вопрос надо отнести персонально к каждому, кто был привлечен по делу ГКЧП. Да и не только к ним.

В своем выступлении на суде я резко критиковал ГКЧП за его действия (точнее, бездействие). Но я и тогда, и сейчас корю себя за то, что не все сделал, чтобы спасти положение. Никого не должны интересовать (на мой взгляд) заслуги прошлого, например, участие в Великой Отечественной войне, в других войнах на Ближнем и Среднем Востоке, а также в Африке, в проведении работ по ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, участие в погашении вспышек в различных горячих точках страны (Кавказ, Прибалтика). И вообще, а кому интересно именно сегодня, что ты сделал