От/чет - Василий Сретенский

К нашей всеобщей скорби, волнение, перенесенное Алексеем Петровичем при спасении жизни и здоровья его воспитанника, вызвало у него апоплексический удар, следствием чего и стала его скоропостижная смерть. Приметы же якобы удушения, появившиеся у него на шее, объясняются тем, что воротник военного мундира, бывшего своего рода повседневным платьем Алексея Петровича, высокий и чрезвычайно узкий, вдавился ему под горло, мешая движению крови и, возможно, ускорив его кончину, оставив при том свой характерный отпечаток.

Что же касается стеклянной колбы или мензурки, найденной возле тела покойного, то, по всей видимости он при падении, вызванном пароксизмом сей болезни, увлек ее со стола, на котором проводил свои химические опыты, прерванные появлением Фрола и известием об утоплении барича. Минерал, растворенный в этой мензурке, и оставил бурые пятна на ковре и одежде нашего незабвенного друга. Если же это и была кровь, то самая ее малость, из небольшой ранки на безымянном пальце Алексея Петровича, появившейся, видимо, уже после падения.

Мнение, изложенное мною со всею категоричностию, на которую я только был способен, и решительные меры, взятые князем Владимиром Хованским, способствовали утишению слухов в округе. Москва же, поговорив день-другой, успокоится быстро. Иные новости, иные слухи займут умы, а главное — языки досужих сплетников.

Ко всем тем обстоятельствам осталось добавить мне, что похоронен был Алексей Петрович по полному обряду и в церковной ограде, чему князь Владимир также сильно поспособствовал. По завещанию покойного, небольшой капитал, ему принадлежащий, передан будет его внучатым племянникам, детям его старшего племянника Степана, книги, в количестве более 3 тысяч томов — Московскому университету. Личные же бумаги Алексея Петровича, по особо оговоренному в завещании пункту, известному и Вам, любезный государь Петр Ларионович, были нами преданы огню.

Извините меня, Петр Ларионович, что я написал сие смутно и беспорядочно, что только по расстройству чувств моих в мысль пришло.

Впрочем, поручая себя в благосклонное расположение Ваше и дружество, останусь навсегда с искреннею любовью и почтением

1 июня 1819 Москва

Милостивый Государь Вашим покорнейшим слугою П.В.»

Ну что ж. Завтра я во всем этом постараюсь разобраться. А сейчас: «Фу, Сципион, молчать!» Пошли спать, дружище.

Проспал. Вот и сбылся кошмар преподавателя: впору на занятия без штанов бежать. Так, щетина как раз на трехдневную тянет, бриться не обязательно. Водолазку можно не гладить, галстук к ней не нужен. Жвачка вместо зубной щетки. О завтраке речи нет. Машину у подъезда схвачу и — пятнадцать минут не опоздание. Ну, двадцать.

По программе вторая лекция должна быть посвящена первобытному обществу. Первые годы я ее всерьез читал: петроглифы, мустьер, рисс-вюрмский интергляциал. А потом экспериментальным путем выяснил: как приходят они ко мне со школьным знанием о палке-копалке, так с той палкой-копалкой и уходят. Поэтому теперь я эту лекцию и следующую — про Египет — посвящаю доказательству одной спорной, но увлекательной гипотезы. Формулируется она так: подобно тому как человеческий зародыш в своем утробном развитии проходит все стадии эволюции живого мира, так и сознание человека проходит и, главное, сохраняет в себе все стадии, пройденные обществом в своем развитии, — от палеолита до наших дней.

С Египтом, кстати, проще. Мумия-то в пирамиде у нас на Красной площади до сих пор лежит. Тут достаточно сопоставить характер и целеполагание труда двух эпох, чтобы Египет из всех пор советской власти попер.

С первобытностью чуть сложнее. Но выручает возраст слушателей. По моей теории, сознание тинейджеров очень точно отражает культурные достижения эпохи неолита. Почти всем подросткам — от двенадцати до восемнадцати примерно лет — свойственны такие его черты, как стадное поведение, с элементами вождества; сексуальная доминанта в общении и соответственно в искусстве; тотемистическое сознание; ритуализированный быт; магия надписей. И все это на контрастном эмоциональном фоне и при крайне слабо выраженной индивидуальности каждого из членов неолитического сообщества.

Подростки собираются в уличные банды или фанатские объединения, исписывают себя татуировками, а стены — надписями и рисунками, связанными с сексуальной магией. Они подражают вожакам и жаждут инициации, переводящей их во взрослую жизнь. Кстати, примеры подростковой магической практики я беру из надписей на стенах и партах этой же аудитории. Каждый год примеры свежие.

По мере взросления, говорил я, каждый человек потенциально способен перерасти рамки неолитического сознания, но большинство людей эту возможность не реализуют, отказываясь от индивидуальности и заменяя мышление суждением. При снижении контрастности эмоционального фона стадно-ритуальная культура приводит к консервации нескольких вариантов жизненной позиции, именуемых семьей, дружбой, карьерой, увлечениями. Каждая из этих позиций соответствует «норме», то есть закрепленным культурным образцам.

И лишь небольшая часть людей оказывается готова к индивидуальной судьбе, непременные признаки которой — самостоятельное мышление и творчество, то есть создание новых культурных форм, а в особых случаях — нового коммуникационного пространства. Но для того чтобы культурные новации вошли в сознание большинства людей, они должны быть перевоплощены в формы мифологические и ритуальные, то есть максимально упрощенные и введенные в практику высшим авторитетом, в качестве которого (поочередно или вместе) выступают: религия, всеобщее мнение, власть и «фигуры успеха», то есть те люди, чья жизненная позиция служит образцом для многих. В каждую эпоху «фигуры успеха» свои, но ориентиры едины для всех времен. Это условные социокультурные роли «вождя», «шамана», «старейшины», «лучшего охотника» эпохи неолита.

Тут пришла записка: «То, что вы говорите, придумали полтораста лет назад. Ведь это не что иное, как теория героев и толпы».

— Да, — отвечал я. — Она может и так называться. А в модифицированном варианте — еще и теорией элит, столь модной в современной политологии. Оттого, что ей много лет, не полтора столетия, а значительно больше, она не стала ни лучше, ни хуже. Это одна из возможных моделей, пригодная для описания человеческого сообщества наравне с другими. И поскольку она многое объясняет, то может считаться на данный момент достаточно точной и работающей.

И все же то, о чем я здесь говорю, отличается от теории «героев и толпы» в изложении позитивистов и русских народников второй половины девятнадцатого века, той теории, против которой всем своим творчеством выступал Федор Михайлович Достоевский. Там «герой» — фигура мощная, сильная и однозначно положительная. Он является «критически мыслящей личностью», знающей, где и в чем благо народа и куда его, то есть народ, нужно звать. А может, и вести. А может, и гнать. Я же думаю, что существует три типа культурной деятельности, сложившихся до начала неолитической революции, то есть той эпохи, когда человеческие сообщества субтропического пояса Земли стали переходить от собирательства и охоты к производству материальных благ, от родоплеменной организации к протогосударственным объединениям, от матриархата к патриархату.