Азенкур - Бернард Корнуэлл

Мостить дорогу Хуку не пришлось — передовой отряд отправили за реку еще до начала работ. Оставив коней при войске, солдаты дошли до обрыва насыпи, где пришлось спрыгивать в болото и вброд пробираться к дальнему участку дамбы, который выводил к реке. И дальше они двинулись через Сомму, держа луки и мешки со стрелами над головой. Хука при входе в реку передернуло: плавать он не умел, и, когда вода поднялась до пояса и затем выше до груди, его захлестнуло страхом — правда, дно тут же стало подниматься к берегу. Грунт оказался довольно твердым, хотя кое-кто оскальзывался, а одного латника сбило течением, и тяжелая кольчуга утянула его под воду. Хук уже пробирался сквозь тростник и вскоре по короткому глинистому обрыву вылез на северный берег. Первые англичане перебрались через Сомму.

Сэр Джон приказал лучникам пройти полмили к северу, где между двумя широкими пастбищами вились изгороди и канавы.

— Если сунутся французы — убить, жестко бросил сэр Джон.

— Думаете, подоспеет армия? — спросил Томас Эвелголд.

— Та, что не пускала нас за реку? Она-то долго не задержится. А вот основное войско… Один Бог знает. Пусть бы они подольше верили, что мы еще на южном берегу.

Даже если нагрянет меньшее войско, подумал Хук, все равно авангард из немногих лучников его не остановит. Присев на сухую ольху у канавы с водой, он задумался, глядя на север. Все-таки он был плохим братом. Никогда не приглядывал за Майклом, как нужно, а жизнелюбие и доверчивый нрав брата, говоря по правде, изрядно раздражали. Ник кивнул присевшему рядом Томасу Скарлету, чей брат-близнец погиб от меча Ланфереля.

— Жаль, что так с Майклом, — неловко выговорил Скарлет. — Хороший был парень.

— Это да, — согласился Хук.

— И Мэт тоже.

— И Мэт. Хороший лучник.

— Да уж.

Оба в молчании не сводили глаз с севера. Сэр Джон сказал, что если подойдет французское войско — первыми появятся конные дозоры, однако никакие всадники поблизости не показывались.

— Майкл вечно дергал тетиву при выстреле, — сказал Хук. — Сколько ни учи — все равно отпускал рывком. В цель так не попадешь.

— Верно.

— Так и не научился. А дарохранительницу, будь она проклята, он не крал.

— По нему не скажешь, что вор.

— Он не вор! А чьих рук дело — я знаю. И еще перережу кое-кому глотку.

— Лучше не рискуй, Ник.

Тот поморщился.

— Если французы нас догонят — добром не кончится. Так какая разница, повесят меня или прирежут…

Хуку внезапно привиделись лучники, в мучениях умирающие перед воротами суассонской церкви. Его передернуло.

— Как ни крути, реку-то мы перешли, — твердо проговорил Скарлет. — Что хорошо, то хорошо. Далеко еще?

— Отец Кристофер говорит, неделя пути. Или, может, на день-два больше.

— Полмесяца назад говорили то же самое, — тоскливо выдохнул Скарлет. — Ну да ладно. Поголодаем еще недельку.

Джефри Хоррокс, младший из лучников, принес полный шлем лесных орехов.

— Там вся изгородь из лещины, — пояснил он. — Раздать в отряде, винтенар?

— Раздай, парень. Скажи, что это ужин.

— И завтрашний завтрак, — добавил Скарлет.

— Будь у нас сеть — наловили бы воробьев, — заметил Хук.

— Пирог с воробьями!.. — мечтательно протянул Том Скарлет.

Повисла тишина. Дождь прекратился, резкий ветер пронизывал лучников до костей. Черные скворцы плотной, похожей на змеящуюся тучу стаей снялись с насиженного места и перелетели за два поля от англичан. Позади Хука, далеко за рекой, солдаты восстанавливали дамбу.

— Все-таки он уже взрослый.

— Что ты сказал, Том? — очнувшись от полудремы, переспросил Хук.

— Я молчу, — отозвался Скарлет. — Провалился в сон, ты меня разбудил.

— Он был славный парень, — вновь раздался голос. — Теперь он на небесах.

Святой Криспиниан! — понял Хук, и глаза заволокло слезами. Святой его не оставил!

— На небесах нет ни слез, ни болезней, — продолжал святой. — Ни смерти, ни господ, ни голода. Майкл теперь счастлив.

— У тебя там как, Ник, все в порядке? — спросил Скарлет.

— Да, — откликнулся Хук.

Уж кто-кто, а Криспиниан про братьев понимал больше других: мученичество и смерть он принял на двоих с братом — Криспином, и теперь они оба там же, где Майкл. Какое-никакое, а утешение…

Наконец насыпи восстановили, и на северный берег потянулись две длинные вереницы: лошади, повозки, лучники, слуги, женщины… Король, в сияющих доспехах и короне, вынесся галопом к канаве, у которой сидел Хук. Десятка два придворных, удержав коней, устремили взгляды к северному горизонту. Однако французская армия, неотступно следовавшая за англичанами по северному берегу, осталась далеко позади, ни один враг не показывался на глаза. Англичане, перейдя через реку, оказались на территории герцога Бургундского, хотя она тоже принадлежала Франции. И теперь между войском и Англией не оставалось никаких крупных преград. Если не вмешается французское войско.

— Идем дальше, — велел военачальникам Генрих.

Снова идти на северо-запад. К Кале. К Англии. Под надежную защиту.

* * *

Широкая Сомма осталась позади, и на следующий день король объявил передышку усталому, больному и голодному войску. Дождь стих, сквозь легкие облака проглянуло солнце. В лесистой местности дров было хоть отбавляй, и лагерь вскоре запестрел одеждой, развешанной для просушки на жердях и кольях. Командующие выставили стражу, однако французы не появлялись, словно позабыв об английской армии. Солдаты рассыпались по лесу в поисках орехов, грибов и ягод. Хук понадеялся было добыть кабана или оленя, но животные, как и вражеское войско, куда-то пропали.

— Мы, похоже, оторвались от французов, — встретил Хука, вернувшегося с пустыми руками, отец Кристофер.

— Король наверняка так и думает, — кивнул Ник.

— Почему?

— Давать нам целый день передышки…

— Наш милостивый Генрих настолько обезумел, что чуть ли не мечтает попасть в руки к французам.

— Обезумел? Как французский король?

— Нет, тот и вправду сумасшедший, — качнул головой священник. — А наш всего лишь убежден, что Господь к нему милостив без меры.

— Это называется безумием?

Отец Кристофер не ответил: к ним подошла Мелисанда и молча прильнула к Хуку. Такой похудевшей Ник ее еще не видел. Впрочем, сейчас всю армию изматывал голод. И болезнь. Хука с Мелисандой она обошла, зато другие так и мучились поносом, в лагере царила вонь. Хук обнял жену, привлек к себе теснее и неожиданно ощутил, что дороже ее нет никого в целом свете.