Дар мертвеца - Чарлз Тодд

На его звонок дверь открыл дворецкий и невозмутимо объявил, что сегодня леди Мод нет дома.

Ратлидж готов был поставить свое годовое жалованье на то, что дворецкий лжет.

И все же он смирился с отказом без возражений.

Леди Мод не желала его видеть.

Может быть, боялась, что он привез вести, с которыми ей сложно будет смириться? Ему показалось, что ссора с Элинор глубоко ранила не только дочь, которая уехала, но и мать, которая осталась. Любовь способна ранить очень больно.

* * *

В Данкаррик он вернулся под вечер. Оставив машину в привычном месте и достав из багажника чемодан, он зашагал ко входу в отель, по-прежнему думая об Элинор Грей.

Повернув за угол, он чуть не столкнулся с Энн Тейт и поспешил извиниться.

— Где вы пропадали? — спросила она, узнав инспектора.

Поставив чемоданы на землю, Ратлидж ответил:

— В Дареме. А вы куда?

Она показала ему шляпную картонку, в свете, льющемся из окон, блестела яркая лента.

— Доставляю товар клиентам. Завтра крестины.

Неожиданно Ратлидж спросил:

— Вас ведь не было в Данкаррике, когда здесь убивали женщин на западной дороге — кажется, в тысяча девятьсот двенадцатом году?

— Боже правый, инспектор! Каких еще женщин здесь убивали? — встревожилась мисс Тейт.

— Не важно. Я все время думал, что Данкаррик — тихое захолустье, но оказалось, что именно здесь до войны орудовал жестокий убийца, который расправился с несколькими женщинами.

— Нечего сказать, приятная новость! А ведь мне довольно часто приходится ходить по улицам в темноте! — Она разволновалась, лицо у нее раскраснелось.

— Те преступления совершались давно, сейчас вам нечего бояться. Если хотите, я провожу вас. Только занесу чемоданы…

— И навек погубите мою репутацию? — усмехнулась Энн Тейт. — Завтра же все соседи начнут перешептываться и тыкать в меня пальцами. А я не могу себе этого позволить!

— Простите меня, — сокрушенно ответил Ратлидж. — Я думал, что о здешних серийных убийствах известно всем. Давайте я пойду по другой стороне улицы и буду приглядывать за вами.

Энн Тейт покачала головой:

— Не надо. Я и сама могу за себя постоять. — Она собралась уходить, но в последний момент обернулась. — Предупреждаю, если вы хотя бы заикнетесь о серийных убийствах при Доротее Макинтайр и напугаете ее до смерти, уж я позабочусь о том, чтобы вы дорого заплатили за свою болтливость!

— Я надеялся, что вы можете мне кое-что рассказать, — ответил Ратлидж, — и потому заговорил с вами. Похоже, мы оба блуждаем в потемках. Но Доротея Макинтайр ничего подобного от меня не услышит, обещаю.

Энн Тейт ушла. Ратлидж некоторое время смотрел ей вслед: гордо развернутые плечи, прямая спина. Она сама призналась, что завидовала Элинор Грей. Ратлиджу показалось, что Энн Тейт и Элинор Грей во многом схожи. Обе независимые. Обе стремятся зарабатывать на жизнь своим трудом. Обе прятались за резкостью и бесцеремонностью, потому что такая оболочка спасала их от боли.

В 1914 году канули в вечность белые кружевные платья с атласными поясами и широкополые шляпы, теннис, пикники на Темзе и простая мирная жизнь… Тысячам женщин, подобных Энн Тейт, пришлось искать работу, а сотни женщин, подобных Элинор Грей, стали мечтать о другом будущем для себя. Пять страшных, холодных, тусклых военных лет оказали сильное влияние не только на мужчин, но и на женщин.

Ратлидж подошел к стойке портье. Вместе с ключом портье достал из ящика сложенный листок, адресованный ему.

Поднявшись в номер, Ратлидж развернул листок и прочел короткую записку:

«Сержант Гибсон просит вас позвонить ему при первой возможности».

Ратлидж посмотрел на часы. Сейчас уже поздно звонить Гибсону в Скотленд-Ярд.

Он начал распаковывать вещи, Хэмиш неустанно ворчал у него за спиной.

С Гибсоном Ратлиджу удалось связаться лишь около десяти утра следующего дня.

— Ну и работу вы мне поручили, — проворчал сержант. — А все-таки гравера я нашел!

— Отличная новость! — воскликнул Ратлидж. — Я вам очень признателен.

— Вы не будете так радоваться, когда услышите, что я скажу, — возразил Гибсон.

Гравировку на броши заказали в одном ювелирном магазине на окраине Глазго почти за три недели до того, как ее нашли в Гленко. В том магазине в основном продаются подержанные украшения, и гравера часто просят удалить или изменить надпись на драгоценностях. Поэтому у него редко выдается возможность продемонстрировать свое искусство на совершенно чистых украшениях, где не было предыдущих надписей. Мужчина, принесший брошь с топазами, требовал, чтобы гравер искусственно состарил надпись. Сначала гравер отказывался, но после того, как заказчик оставил щедрый аванс, он забыл об угрызениях совести.

— Гравер запомнил, как выглядел мужчина, который принес брошь?

— Еще лучше. Брошь необходимо было вернуть через три дня, заказчик записал свое имя на карточке.

Настроение у Ратлиджа стремительно повышалось.

— Ну, говорите! Как его зовут?

— Алистер Маккинстри.

Ошеломленный, Ратлидж попросил Гибсона повторить. Тот повторил.

— Я расспросил его и о приметах, но гравер почти ничего не запомнил, кроме имени и фамилии… Потом он сказал, что человек с брошью был шотландцем, среднего роста, средней комплекции. Наверное, он узнает Маккинстри, если привезти его в Глазго. А может, и не узнает… Заказчик его не очень интересовал, только работа, за которую ему хорошо заплатили.

Ратлидж поблагодарил сержанта и медленно повесил трубку.

Он отказывался верить. Ерунда какая-то… Ведь констебль Маккинстри все время, с самого начала, защищал Фиону Макдоналд…

Хэмиш заметил: «Он мог взять ключ от «Разбойников».

По словам Фионы Макдоналд, Маккинстри мог видеть, как она надевала брошь своей матери. Скорее всего, он давно знал о существовании броши. И ему потребовалось бы очень мало времени на то, чтобы обыскать комнату Фионы и найти украшения.

Брошь стала последним кирпичиком в прочной стене улик, воздвигнутой против нее.

Но зачем? Зачем?!

Ратлидж ничего не понимал. Ему, опытному следователю, трудно было смириться с тем, что он услышал. Трудно поверить в то, что он так ошибался в человеке.

Он достал часы и стал быстро соображать. Потом отправился в полицейский участок. Но Маккинстри там не оказалось, он застал только Оливера.

— Где вы были? — добродушно спросил инспектор. — По-прежнему собираете соломинки, чтобы делать из них кирпичи?