Эти синие глаза - Мэг Кэбот

Он опустился на подушки рядом с Бренной и вдруг ощутил невероятное изнеможение.

Это действие опиума, сказал он себе. Он уже был готов поддаться его действию, веки его начали медленно опускаться…

И тогда Бренна вздрогнула и села на постели.

Ей приснился какой-то сон. В этом сне она и Рейли Стэнтон стояли на траве позади Берн-Коттеджа и целовались в солнечном свете. Было так приятно целоваться с Рейли, лучше этого не было ничего на свете. Бренна почувствовала себя счастливой. Наконец она встретила мужчину, красивого мужчину, готового принять ее такой, какой она была, целиком. Она встретила такого человека, какого не надеялась найти.

Прежде она была готова провести всю свою жизнь в девичестве, посвятив себя своим экспериментам и изучая свои карты.

И вдруг в ее жизнь вошел этот человек. Мужчина, способный любить и уважать ее и не способный и не желающий посягнуть на ее личность, не желающий ничего менять в ней.

И когда ее сердце раскрылось навстречу ему, когда вся ее душа потянулась к нему, его отобрали у нее.

Во сне прогремел выстрел, и Рейли, за минуту до того сильный и полный жизни, вдруг осел в ее объятиях. У нее не хватило даже ума поднять голову и посмотреть, кто в него выстрелил. Она просто стояла, пока его отяжелевшее тело соскользнуло вниз вдоль ее тела, пачкая кровью ее платье. Она дико оглядывалась по сторонам до тех пор, пока он не потянулся к ней и не положил руку на ее плечо. И тогда она стремительно повернулась к нему и застыла, не отрывая от него взгляда…

Да, это был он, и он был здесь. Человек из ее сна. Только сейчас он был одет в ночную рубашку, одно плечо которой было как-то странно приподнято, а под тканью вырисовывалась толстая и тяжелая повязка. На подбородке и щеках у него отросла грубая щетина, под глазами были лиловые тени…

Но эти глаза были точно такими же, какими она увидела их в первый раз, — они были яркими и теплыми и искрились смехом.

У нее вырвалось подавленное рыдание, а секундой позже ее руки обвились вокруг него и голова ее оказалась у него на груди.

— Что это я слышал, — сказал он непринужденно, и голос его отозвался эхом в его груди, на которой покоилась ее голова, — неужели ты пыталась вышибить Гленденингу мозги кочергой?

Она заморгала. Ей ничего не удавалось вспомнить с момента выстрела и до сих пор, все остальное расплывалось кровавым пятном. Смутно виделись повязка и какие-то незнакомые мужчины, отпускающие фривольные замечания и шуточки и называющие его Стиллуортом…

— Не надо, — сказала она, зарываясь лицом в его руку, — не говори об этом. Это не имеет значения теперь, когда я знаю, что с тобой все в порядке.

— Это имеет весьма большое значение, — ответил он. — Если бы ты убила его, тебя повесили бы как убийцу. И кто бы тогда стал заботиться об этой священной птице, принадлежащей твоему брату?

— В этом нет ничего забавного, — сказала она, уткнувшись лицом в его ночную рубашку. — Я думала, ты умер, а я не хотела жить, если бы ты умер.

Никогда в своей жизни она не признавалась в подобных чувствах. Но ведь никогда прежде в своей жизни она и не испытывала подобных чувств. Это было правдой. Без него она не хотела бы жить — так сильно она любила его.

Сердце Рейли бешено забилось при ее словах. Глубина чувства этой стройной девушки с ослепительными синими глазами и аристократическим лицом, которой, казалось бы, больше пристало находиться в бальном зале, чем на этой Богом забытой скале, потрясла его. Его потрясло то, что эта женщина могла питать к нему подобные чувства…

— Это весьма лестно, — сказал он. О Господи! Да что заставило его произнести эти слова? Зачем он открыл свой поганый рот? Почему, если уж ему захотелось что-то сказать, он не произнес ничего приличного случаю, чего-нибудь столь же романтического?

Неужели это говорил он… или опиум? Он изо всех сил сопротивлялся тому тяжелому облаку, которое опускалось на него, окутывая и притупляя мысли и чувства.

— Я не могу не сказать, что чувствую к тебе то же самое… Поэтому самое лучшее для нас пожениться, и чем скорее, тем лучше.

Она ничего не ответила. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она снова уснула. Только на этот раз дыхание ее было глубоким и ровным, и румянец постепенно возвращался на ее щеки.

Он склонился над ней и поцеловал ее в гладкий белый лоб.

— Я принимаю это как согласие, — прошептал он и тут же сам погрузился в сон.

И ни один из них не знал, что они в последний раз на долгое время наслаждаются настоящим полноценным сном.

— Это был Макафи.

Рейли пришлось наклониться, чтобы расслышать эти произнесенные шепотом слова. Рана в плече все еще болела, и боль эта иногда отдавалась в боку, но он хотел убедиться, что расслышал слова мальчика правильно.

— Макафи?

Хемиш Макгрегор принялся шикать на него.

— Вы что, глухой или увечный? — спросил мальчишка. — Не кричите так громко. Он пообещал убить меня, если я кому-нибудь расскажу, что видел.

Рейли оглядел комнату. Его могли подслушать многие. Берн-Коттедж теперь был полон народу, как церковь по воскресеньям. И это впечатление усугублялось присутствием священника и его супруги.

— Говорю вам, это был Макафи, — шептал Хемиш, — я видел его собственными глазами. Он направил на вас дуло своего охотничьего ружья. Увидев, что я заметил его, он велел мне держать рот на замке и пригрозил, что если я ослушаюсь, то стану следующим.

Рейли кивнул:

— Понимаю.

Макафи. Внезапно мир Рейли, перевернувшийся вверх тормашками после того, как в него выстрелили, начал приходить в нормальное состояние. Правду сказать, его гораздо больше волновало, что кто-то из обитателей острова возненавидел его и готов был убить, чем то, что он, Рейли, мог быть убит. Только нынче утром он смог признаться себе, что Скай теперь стал его домом в такой же мере, как когда-то Лондон, если не в большей. И уж по крайней мере здесь он был, несомненно, нужен. В Лондоне врачей было полным-полно. На острове Скай их не хватало.

Тот факт, что его предполагаемым убийцей был лорд Гленденинг, казался Рейли сомнительным, хотя Бренна подозревала именно его, потому что, по ее словам, все Маклауды были воителями. Рейли же полагал, что никто из их рода не стал бы стрелять исподтишка в безоружного человека, даже если бы питал к нему достаточно сильную ненависть.

Подавленность от осознания того, что кто-то на острове Скай невзлюбил его и решил убить, пересиливала физическую боль от раны. Вся работа, которую он проделал, все поступки, которые он совершил, — все это было зачеркнуто, и причиной тому послужила всего одна пуля.

Так было до этой минуты.

Макафи. Конечно! Макафи был единственным на острове Скай, который не оценил по достоинству деятельность Рейли. Более того, Макафи поклялся отплатить Рейли за ту пощечину, и, Бог свидетель, он это сделал.