Эти синие глаза - Мэг Кэбот

Дальше следует поток нецензурной брани.

Пирсон, начиная испытывать беспокойство, встает и лягает Шелли в лодыжку.

— Вставай, старина, — говорит он. — Вставай.

Шелли открывает один глаз, но, заметив видение, открывает оба.

— Послушай, — говорит он, становясь свидетелем борьбы за перетягивание кочерги, — кто эта соблазнитель бабенка?

К этому времени Гленденингу удается вырвать опасное оружие из рук видения и отбросить его подальше. Но видение бросается на графа, норовя вцепиться ногтями ему в лицо.

— Она говорит, что Гленденинг застрелил Стиллуорта, — сообщает Пирсон другу в то время, как они оба делают отчаянные усилия оторвать Бренну от графа, который при этом падает на пол.

— Что? Стиллуорта застрелили?

Бренна, выскальзывая из рук Шелли, ворчит:

— Я не знаю, кто такой Стиллуорт, но кто-то ранил Рейли, и я готова пари держать, что это вон тот… — Далее нецензурные слова.

— Он мертв? — спрашивает Пирсон, понимая, что пора взять дело в свои руки. Он хватает девушку за руки, чтобы она не оцарапала Шелли, вырываясь из его объятий. — Рейли умер?

И тотчас же, кажется, боевой дух покидает ее. Она оседает в объятиях Шелли и больше уже не похожа на жаждущую возмездия Валькирию. Она становится просто ужасно усталой и измученной девушкой.

— Пока еще нет, — говорит она с душераздирающим отчаянием. — Пуля не задела жизненно важных органов или сосудов, и мне удалось остановить кровотечение. Но я не смогла удалить ее. Я имею в виду пулю.

Она поднимает свои ослепительно синие глаза, полные слез, к лицу Пирсона:

— Она засела слишком глубоко. Он умрет от сепсиса, и я буду причиной его смерти.

Чарлз Пирсон щелкает пальцами:

— Пошли. Сент-Джон. Она отведет нас к Стиллуорту.

Девушка по имени Бренна горестно качает головой и переводит взгляд с одного мужчины на другого. Гленденинга она не удостаивает даже взглядом.

— Но чем вы можете помочь? — спрашивает она убитым тоном.

— Чем мы можем помочь? — смеется Шелли. — Моя дорогая, вы видите перед собой сэра Чарлза Абернати Пирсона Третьего, одного из ведущих специалистов Англии по извлечению пуль. Да и я не промах в этом деле.

Пирсон испуган столь лестным отзывом, потому что нечто, хоть отчасти напоминающее пулю, было недавно удаленным им аппендиксом, но все же он весьма признателен Шелли за то, что тот привнес хоть немного смысла в эту глупейшую сцену. Лицо девушки выражает облегчение, и она смахивает слезы.

— О! — кричит она. — О, пойдемте же со мной. Пойдемте сейчас же!

И она вылетает из зала.

Шелли бросает взгляд на Гленденинга, вытирающего нанесенные Бренной царапины краем своего килта и непрестанно бормочущего:

— Я этого не делал. Не знаю, о чем она говорила. Я этого не делал.

— Что с ним? — участливо спрашивает Шелли.

— С ним будет все в порядке, — успокаивает Пирсон.

— Нет, я имею в виду… Что, он действительно подстрелил Стиллуорта? Не следует ли нам? Ну, я не знаю… Совершить гражданский арест?

Пирсон оглядывает графа, пытающегося увидеть свое отражение в лезвии палаша, и говорит с отвращением:

— Он никуда не денется. Пошли.

Когда они выходят из холла, Шелли шепчет:

— Ты думаешь, это та самая девушка, из-за которой он не хочет покидать это Богом забытое место?

— Если это не она, — решительно отвечает Пирсон, — то это просто позор, и нам лучше позволить ему умереть.

Голоса.

Он услышал голоса. Глухие, еле слышные. И это было хуже, чем если бы они говорили громко, потому что как ему было определить, кто говорит?..

О Господи, теперь еще он услышал плач. Должно быть, плакали его сестры, которые были большими любительницами поплакать. Почему это Бэйтс не выдворил их? Всего-то кучка женщин, рыдающих у его постели. Неужели они до сих пор не поняли, что он не собирается умирать? В него и раньше стреляли и попадали. Ну ладно уж, может быть, и нет, но, несомненно, он не умрет оттого, что пуля засела у него в плече. Для этого он слишком крепок.

И о чем это думал Бэйтс, когда впустил их сюда? Дуэли запрещены и незаконны, кроме как на континенте. А теперь они начнут тесать свои языки по всему городу о том, что он сплоховал и проиграл в этой небольшой потасовке. Он не мог припомнить, чтобы с ним такое случалось прежде.

Этелридж. Это имя засело у него в памяти. Так у него была дуэль с Этелриджем? Но из-за чего? Теперь этот малый женат на Кристине, а уже одно это серьезное наказание для человека. Разве не так? И тут внезапно он очнулся.

Он больше не слышал плача. Теперь он слышал какое-то шуршание.

Ба, да это играют в карты!

Наконец его зрение сфокусировалось. Он оказался в незнакомой комнате, которой никогда не видел прежде, на широкой пуховой перине, в кровати с резными спинкой и ножками. Солнечный свет струился во все окна, и он отчетливо ощущал аромат печеных яблок.

Возле необъятной кровати сидели Пирсон и Шелли в одних рубашках. Вряд ли они ему пригрезились, потому что, если бы он видел их во сне, они занимались бы чем-нибудь гораздо более интересным, чем игра в карты.

— Ха, — прошептал Шелли, — двадцать одно. Я выиграл.

— Как бы не так! — возразил Пирсон. — Ты не мог снова выиграть. Это невозможно.

— Возможно, — настаивал Шелли, — ты просто плохо смешал карты.

— Я их тасовал битый час. Ты сплутовал.

— Но как я мог сплутовать? Ведь сдавал-то ты.

Рейли пытался спросить их, где он и все ли в порядке с Бренной, но смог лишь издать звук, похожий на хриплое карканье.

Однако и карканье сослужило ему службу, потому что привлекло к нему внимание обоих мужчин. Они перестали пререкаться из-за карт и с некоторым изумлением посмотрели на него.

— О, смотри-ка, — сказал Пирсон очень дружелюбно. — А ты очнулся. Самое время. Как себя чувствуешь?

Шелли едва удостоил его взглядом. Он собрал карты и сказал:

— Я покажу тебе, как их надо тасовать. О, привет, Стиллуорт.

Рейли снова что-то прокаркал.

— Он хочет пить. Дай ему воды, Сент-Джон.

— Я дал ему этого чертового опиума, — ответил Шелли, мастерски тасуя карты, — а ты дай ему воды.

Пирсон вздохнул, поднялся со стула и принес Рейли стакан воды. Но, когда тот попытался поднять правую руку чтобы взять стакан, его пронзила отчаянная боль, и Рейли снова осел на подушки.

На Пирсона это, по-видимому, не произвело особенного впечатления.