Выбор воина - Алексей Витковский

Неудачной вышла проба крыла. Нет, конечно, он станет бороться. Сопротивляться изо всех сил, чтобы его не утащило, не уволокло туда, в Тот мир, где война, где с треском расседается земля, принимая в себя каленое тело снаряда, где жаркими факелами падают горящие самолеты, где небо чернеет от дыма. Сашка понял уже, что не хочет туда. Не хочет возвращаться обратно. Его место здесь! Но он знал, что непонятная сила в один совсем не прекрасный день снова предъявит на него свои права. И он, Савинов, будет вынужден сражаться с ней, чтобы остаться там, где находится его сердце. А сердце его – в маленьком домике на опушке леса, в руках у рыжеволосой женщины, которую Сашка любит так, как не любил никогда в жизни…

Но он, зависший меж двух миров, не знает, насколько еще хватит его сил, чтобы держаться на этой призрачной грани. Оба мира предъявляют на него свои права. Один – чтобы вскоре убить, – Сашка не сомневался в этом, а второй – чтобы тоже убить в конце концов, но сначала подарить дом, верность и любовь. И Савинов уже без колебаний выбрал бы этот мир – он терпеть не мог, когда решали за него. Но, возможно, теперь уже поздно…

Порывом ветра над волною белопенной,

Листвой осенней и апрельским громом первым

Я призываю день, который завтра будет,

И, призывая, говорю: Все будет так, как я велю!..

Песня Сирены из кинофильма «Выше радуги»

Лодьи Ольбарда возвращаются! Ладога забурлила, как растревоженный муравейник. У многих ладожан родичи в дружине Синеуса. Другие ждут известий от друзей. Купцы, те надеются на барыши. Не было еще, чтобы князь возвратился из похода без добычи!

Ярина приехала на пристань в сопровождении Твёрда и Юрка. Хотя ехать ей не хотелось. Но она понимала, что посланцы от князя все равно найдут ее, чтобы сказать то, во что Яра никогда не поверит…

Она огляделась. Кажется, полгорода собралось здесь. Новости летят как на крыльях, да и кто ж не знает белоозерскую дружину и князя Ольбарда Синеуса! Не в каждое лето ходят варяги в такие походы. Что привезли? Какие новости?

И сам Твердислав здесь. Посадник высится посреди толпы боевой башней. Верхами, на белом коне, важный. С ним гридни в полных доспехах. По чину и встреча! Твердислав, заметив Ярину, махнул рукою. Давай сюда.

«А кто это рядом с ним? Так то же брат Ждан, в своей лучшей рубахе! При гривне и запястьях, нарядился как на праздник». Он тоже машет и что-то кричит.

Ярина направила коня в их сторону. «Многого ты, Жданушка, не ведаешь еще! Думаешь, закончилось мое ожидание?»

Толпа вдруг всколыхнулась, загомонила. Ярина обернулась. «Что?» Паруса! Из-за мыса клоком невесомого тумана выскользнула первая лодья – Ольбардов «Змиулан». Отсюда был хорошо виден Ольбард, стоящий у изогнутого носа корабля, с которого загодя снят хищный саблезубый череп.[98]А за «Змиуланом»…

Яра сама себе удивилась. Оказывается, даже зная, что сейчас будет, она продолжала надеяться: «А вдруг все приснилось? Просто дурной сон! И вот сейчас покажется из-за мыса знакомый парус…» Но нет. Все правда. Только шесть лодей подходят к пристаням града Ладоги. И нет среди них «Медведя»…

Ольбард сошел на берег первым. Поклонился родной земле, честному народу. За князем, блестя оружием и убранством, сходила на берег дружина. Ладожане приветствовали воинов, девицы подносили испить, угощали калачиками. Хлеб, соль!

Князь смотрел вокруг, но сердце его не радовалось. Он видел, как, раздвигая в стороны народ, приближаются всадники с Твердиславом во главе.

– Здрав будь, посадник!

– И тебе здравия, князь! – Твердислав спешился. – Как добрались?

Ольбард хотел ответить, но вдруг узнал двоих из свиты посадника. Сын Храбра, Твёрд, стоял, держа под уздцы вороного коня, и взгляд юноши метался по лицам прибывших воинов. На коне, которого он держал, сидела жена Медведковича, Ярина. И глаза ее смотрели князю прямо в душу.

«А ведь она знает! – понял Ольбард. – Откуда? И вообще, что она делает в Ладоге?» Ее брат Ждан, похоже, не знал еще ничего. Но его взгляд тоже просеивал толпу, и беспечная улыбка, до этого блуждавшая на губах молодого кузнеца, застыла.

– Ольбард, что… – посадник проследил его взгляд, – что случилось?

– Храбр погиб, Твердислав… И муж ее, – князь указал на Ярину, – тоже…

Лицо посадника закаменело. Он медленно оглянулся. Но Твёрд уже решительно шел к ним, ведя коня в поводу.

– С возвращением, княже! – Парень с надеждой глянул Ольбарду в глаза. – Не подскажешь ли, где отец мой?

Князь положил ему руку на плечо:

– Твой отец и мой друг Храбр Мстиславлевич погиб в Западной стране. Погиб в бою…

Твёрд вскинул голову, рука его сжала повод так, что побелели пальцы.

– Он отмщен?! – Юношеский голос зазвенел, словно парень прямо сейчас готов отправиться в путь, чтобы убийца не ушел от расплаты.

– Да, Твёрд, он отмщен. Его побратим Александр Медведкович покарал убийцу. Но и он погиб в шторм, когда мы возвращались назад…

Князь взглянул на Ярину и вдруг увидел, что она улыбается.

– Ты ошибаешься, князь! Даже вещие могут ошибаться. Да, Храбр погиб, это видели многие, и многие же погребли его тело. Но мужа моего никто не видел мертвым! Он жив, я знаю это! И останусь его ждать здесь…

«Она права!» Ольбард вдруг почувствовал то, что знал все это время, но не хотел замечать. Может, помешала мощь бури, а может, услышать это возможно было только рядом с Яриной. Тот, чья жизнь и судьба были неразрывно связаны с Ней, жив! И он вернется!

Мощные, облицованные каменными плитами земляные валы крепости не менее чем на пять метров вздымались над крышами домов окружающего Рарог посада, который, собственно, и был Велиградом. Вымощенная камнем дорога вела к удобной гавани с молами и причалами. Полуденное солнце изливало щедрые лучи на башни твердыни, увенчивающие валы кремля, на людей, спешащих по своим делам, на ярко раскрашенные наличники и ворота домов. Красотища!

Савинов специально взобрался на стену, чтобы насладиться пейзажем. И не ошибся: здесь было на что посмотреть! Пышные пастбища вокруг города, на которых пасутся стада, тяжкая мощь стен, блеск и гомон посада, звон кузен, стук топоров в порту, где ремонтируют «Медведя»…

Сашке нравились славянские города. Впрочем, нравился ему и Хагенов борг, а уж про Бруг на Бойне и говорить нечего. Однако именно здесь Савинов видел что-то родное… Нет, не дым труб и грязь окраин большого промышленного города, а зелень садов и аккуратные хаты донской станицы…