Таинственная история заводного человека - Марк Ходдер

— Ce n’est pas possible![131]A сейчас? Почему она не зовет на помощь?

— Потому что я сам месмерист и перехватил контроль над ней.

Тичборн какое-то время сидел молча, рассматривая медсестру. Бёртон видел, как его мокрые глаза без век сверкают через прорези маски.

— Моя история… — прошептал баронет. — Моя история… — Он взглянул на Бёртона. — Хорошо, я расскажу ее. С какого момента начать?

— С вашего путешествия в Южную Америку. Только у нас мало времени, сэр Роджер, поэтому прошу вас, по возможности, не вдаваться в детали.

— Bien.[132]Я отплыл в пятьдесят четвертом. Я ухаживал за Кэтти, своей дальней родственницей…

— Кэтрин Даути? — прервал его Бёртон.

— Ah! Oui. Elle vit?[133]

— Да, жива. Она в полном порядке.

Тичборн кивнул, помедлил и спросил:

— Замужем?

— Да, сэр.

— Oui. Oui. Naturellement.[134]— Он опустил взгляд, пробежал пальцами по левой культе, потом снова взглянул на Бёртона. — Родители Кэтти были от меня не в восторге, и я не могу осуждать их: я был молод и безответствен. Я чувствовал себя обязанным доказать им, что кое-чего стою, и вбил себе в голову, что должен отправиться в Чили по следам деда, который, как гласит семейное предание, нашел там огромный черный алмаз. Этого алмаза никто никогда не видел: все были уверены, что это миф, но легенда раззадорила мое воображение… Каким же дураком я был!.. Я приплыл в Вальпараисо…

— Где узнали, что ваш дядя скончался.

— Mais non![135]Ничего подобного! Я провел в порту всего один день и следующим же утром отправился в Сантьяго. Добравшись до городка Мелипилья, у подножия кряжа Серро-Патагуа, где, как я подозревал, мой дедушка нашел свой алмаз, я поселился в семье у человека по имени Томас Кастро. Вместе с ним мы уходили в горы, иногда на много дней, и жили в палатках. То, что произошло потом, трудно объяснить, месье: мои воспоминания отрывочны и спутаны. В тот раз мы с Кастро поднялись выше, чем обычно, и нам обоим не хватало воздуха. На него высота подействовала еще хуже: у него начались видения. В бреду он утверждал, будто мы разозлили каких-то таинственных горцев, поэтому единственный способ умилостивить их — жертвоприношение. Тогда я начал опасаться за свою жизнь: мне показалось, что он сошел с ума!

— Таинственные горцы? — прервал его Бёртон. — А как он их называл?

— Oui. Он называл их черуфе. Он говорил, что это призраки древней расы, которая когда-то населяла Землю.

— И что случилось потом?

— Шли дни, и мной всё больше овладевал ужас: не столько от Кастро, сколько от созданий, которые прятались среди камней и под землей.

— Что за создания?

— Мне трудно сказать. Но вы должны понять, месье: они ненастоящие! Это были просто видения — от недостатка кислорода.

— Поверьте, это очень важно, сэр Роджер! Что именно вы видели?

— Я видел фей, лилипутов с крылышками, как у бабочек, мотыльков и стрекоз. Я видел их в свете солнца, а ночью они являлись мне во сне. Я чувствовал, что постепенно схожу с ума. Кастро окончательно обезумел: однажды ночью он попытался меня убить. Он ударил меня по голове и положил на камень, сказав: «Это будет алтарь!» Потом он взял нож и попытался заколоть меня прямо в сердце. Я успел скатиться с камня, и мы начали бороться. Он стал похож на дикого зверя: его глаза полыхали безумием. Я толкнул его — он упал, ударился головой о камень и раскроил себе череп. А вокруг нас собрались эти лилипуты и с интересом наблюдали за схваткой. Они так напугали меня, что, думаю, месье, именно тогда я и сошел с ума… Я почти ничего не помню, что было потом… до тех пор, пока однажды не осознал, что нахожусь в сумасшедшем доме. Все называли меня Томас Кастро: похоже, они приняли меня за того, кого я убил. Я протестовал: говорил, что я английский джентльмен, но мне никто не верил. Меня постоянно мучили ночные кошмары, и я был уверен, что мне не выбраться оттуда. Время, которое я провел в этом аду, — это… это…

Тичборн наклонился и зарыдал так, что весь задрожал с головы до ног. Бёртон крепко взял его за плечо:

— Сэр Роджер, я даю вам слово: ваши страдания скоро закончатся! Вам осталось продержаться совсем немного.

— Извините, месье Бёртон, я слишком слаб. Если вы… вы…

— Я понимаю. Пожалуйста, доскажите вашу историю.

— Однажды эта женщина, — он кивнул в сторону Флоренс Найтингейл, стоявшей с пустыми глазами неподалеку, — пришла в сумасшедший дом, дала мне успокоительного и забрала с собой. Потом меня привезли сюда. Я не помню, сколько времени я здесь. Я не видел никого, кроме этой женщины, той русской ведьмы и сумасшедшего по имени Кенили.

— А эти двое, русская и Кенили, что они хотели от вас?

— Алмаз! Только алмаз! Я всё время повторял им: нет никакого алмаза — это миф, абсурд, вроде легенды о проклятии рода Тичборнов! Тогда они стали выспрашивать о проклятии Тичборнов, я рассказал им о моем предке, о леди Мабелле и о Даре Тичборнов. И тогда… тогда…

— Что тогда?

— Тогда они привели меня в какую-то комнату, привязали к столу и дали успокоительное. Перед тем как потерять сознание, я увидел, как она, эта connasse,[136]— он ткнул пальцем в сторону сестры Найтингейл, — склоняется надо мной со скальпелем в руке. Когда я проснулся, у меня не было ни лица, ни руки. Mon dieu! Mon dieu!

— Прошу прощения, — уточнил Бёртон: — и с того самого времени они держат вас здесь в плену?

— Да, но это еще не всё! Они часто приходят сюда и спрашивают о моей жизни и моих привычках. Они хотят знать всё! Каждую деталь! Снова и снова! Вопросы… вопросы… вопросы!

— У них есть человек, которого они выдают за вас, — объяснил Бёртон.

— Они… что? Но зачем?

— Как я уже сказал, это очень тщательно разработанный план, сэр, и я не уверен, что знаю его конечную цель. Но скоро узнаю, не сомневайтесь. Я остановлю их, сэр Роджер, притом очень скоро, и тогда я освобожу вас из этого ужасного места! А пока вам придется остаться здесь и сохранить мой визит в тайне. Могу ли я положиться на вас?

— На меня — да. Но можете ли вы доверять ей?

— Сейчас я выведу сестру Найтингейл из транса и открою правду о ней самой. Я верю, что она согласится поработать с нами ради вашей свободы. Она странная женщина: в последние годы медицинские исследования увлекли ее в область, сомнительную с точки зрения морали, но никак нельзя забывать всего того, что она сделала и во время Крымской кампании, и после нее. Я думаю, что она желает добиться еще большего блага, и это иногда ее подводит.