Кучум - Вячеслав Софронов

— Цыц!!! — рявкнул Голицын, — Языками-то чесать! Мигом в сыскной приказ определю. Не погляжу, что казаки. Никто вас по домам не гонит. А велено всем вокруг города ездить дозорами, приглядывать, как бы к ним подмога не подоспела. Сказывают, что большой воевода со многими людьми сюда поспешает. Нам его упредить надобно, чтоб как коршун на цыплят не налетел. Смотрите у меня, чтоб мышь не прошмыгнула!

Он долго объяснял атаманам, кому на какой дороге встать, на каком расстоянии один от другого расставить посты, как посылать донесения. Атаманы поутихли, видя, что дело серьезное, слушали, открыв рты от усердия.

* * *

Ермаку с его сотней досталась на этот раз дорога, ведущая в глубь Ливонии, на Могилев и Краков. Оттуда могли нагрянуть неожиданно воины Стефана Батория, который давно грозился проучить русских, но пока в сражение не вступал. Ермак облегченно вздохнул. Близость царя давила на него, вызывая непонятную тревогу.

Разбив свою сотню на десятки, когда они отъехали на несколько поприщ от Ревеля, он расставил их по разным тропкам, проселочным дорогам, наказав не озорничать особо с местными девками, не зорить домов, а заходить туда лишь в случае крайней нужды. Сам же он, взяв с собой Якова Михайлова и еще трех молодых казаков, поехал по главной дороге, внимательно прислушиваясь к сторонним звукам, поглядывая вперед. Падали редкие снежинки, тут же таявшие на конских спинах, постукивали копыта по мерзлой земле, дышалось легко, и казалось, ничто не напоминало им о войне, о смерти.

— Жилье близко, — поднял он вскоре руку, натягивая повод.

— Мыза ихняя, поди. Тут одни чухонцы и живут.

— Не похоже на мызу. Большое жилье, — определил по каким-то, ему лишь понятным, признакам Ермак, — а ну, ребята, айда галопом. Разузнайте, что там впереди, а мы подождем.

Молодые казаки вскоре вернулись обратно и сообщили, что неподалеку от дороги стоит огромный дом, окруженный стенами, и с подъемным мостом, который, правда, опущен.

— Замок-то у них, — пояснил Михайлов, — видывал я такие. Двум сотням и за неделю не взять. А там человек пять могут хоть цельный год оборону держать, коль жратва есть.

— Поехали, посмотрим, — и Ермак первым поскакал, желая своими глазами увидеть чудный замок.

Тот стоял на взгорье, упершись в небо позеленелым остроконечным шпилем с крестом наверху. Удивительно, но мост был опущен, поддерживаемый толстенной цепью, уходившей в проемы ворот. Сами ворота, из толстенных дубовых плах, окованные железными полосами, оказались наглухо закрытыми. Звонко цокая подковами по доскам моста, они осторожно, ожидая выстрела со стен, подъехали вплотную. Ермак постучал в воротину прикладом пищали.

— Что нужен? — на ломаном русском языке тут же спросили изнутри.

— Казаки с Дона погостить приехали. Открывай! — весело прокричал Михайлов и подмигнул атаману.

— Что есть казаки? — спросил все тот же голос, который, судя по всему, принадлежал довольно старому человеку.

— Вольные люди. Никого не признаем, только Бога одного, — все также весело прокричал Михайлов.

— Вы не есть русский шляхтич? — осторожно спросили из-за дверей.

— Да какие к черту мы шляхтичи! Простые казаки. Открывай, старик, а то крикнем своих и они живо на стены взберутся, распушат вам морду, пожгут замок весь.

— Замок неможно жечь. Он есть владения самого гетмана Льва Сапеги. Но его нет. Я не могу открыть. Тут лишь слуги, старые люди.

— Давай, атаман, кликнем остальных. Возьмем замок, — предложил нарочно громко Михаилов.

— Подожди, — остановил тот его. — Уважаемый, — обратился он к невидимому собеседнику, — мы ищем ночлег. Неужели ты заставишь нас спать рядом с закрытыми воротами? Не заставляй нас применять силу.

Послышалось долгое сопение, покашливание, наконец, заскрипели створки ворот и, чуть приоткрыв их, сквозь образовавшийся зазор выглянуло изможденное старческое лицо с коротенькой седой бородкой.

— Князь будет недоволен, — тихо проговорил он, впрочем, пропуская казаков в ворота.

Те поспешили войти внутрь замка, пока старик не передумал, ведя на поводу лошадей и держа в руках заряженные пищали. Но все было тихо, лишь сверху из окна на них глянуло лицо молодого мужчины и тут же скрылось. Они поставили коней под навес и поднялись по каменным ступеням, прошли по темному сводчатому коридору в большую залу, где в камине горело несколько поленьев, давая слабый свет и чуть согревая саму комнату. По стенам висело самое разное оружие: от кинжалов с крестообразными рукоятями до огромных боевых топоров.

— Ого, видать, знатный воин хозяин будет, — уважительно протянул один из молодых казаков.

— Вы есть голоден? — спросил со вздохом появившийся на пороге старик. — Есть хлеб, мясо, вино…

— Давай, давай все, — обрадовался Михайлов, — мы по-людски уж сколь ден не ели.

Когда старик, поминутно вздыхая, ушел, то из соседней двери появился молодой человек в кружевных одеждах, с длинными завитыми волосами, с короткой ухоженной бородкой и, низко поклонившись, представился:

— Януш Жостка, изограф. Пишу картины, портреты, иконы. Жду хозяина, когда он вернется из Кракова. Мне заказан его портрет.

Молодой человек довольно хорошо изъяснялся по-русски, держался просто, но с достоинством, при разговоре, чуть откидывая правую тонкую белую руку, как бы удерживая в ней что-то невидимое. Казаки с интересом разглядывали его, но оценив, что угрозу для них он представлять не может, успокоились, и Михайлов добродушно спросил:

— По-нашему, значит, богомаз будешь. Так? А где языку русскому выучился? Складно калякаешь.

— Моя покойная матушка была из русских. Она и обучила меня этому прекрасному языку.

— В наших краях бывал?

— О, да! Но попал в трудное время. Едва жив остался. Больше не поеду. Война…

— Да, война. Любит наш царь повоевать, любит. Вошли двое слуг, неся на больших металлических подносах хлеб, жареное мясо и кувшин с вином. Старик, что открывал им ворота, проковылял следом и, все также тяжело вздыхая, обратился к молодому человеку:

— Пан Януш, будет обедать вместе с панами или ему унести отдельно в комнату?

— Чего там… — махнул тот рукой, — перекушу вместе с панами казаками. Кажется, так вас называют?

Ермак заметил, что тот постоянно поглядывал в его сторону, словно узнал в нем родственника или знакомого.

— Смотришь на меня, как на икону, — не выдержал он наконец. — За своего что ли признал?

— Пусть пан меня простит, но у него очень интересное обличье…

— Это в чем же? — оглядел со смущенным видом тот себя. — Одет что ли не так?

— Может, я не сумею сказать правильно, но… у нас таких людей зовут… — он пощелкал пальцами, подбирая слова, — герой, благородный рыцарь, сильный человек…