Оппозиция, или Как противостоять Путину? - Сергей Кара-Мурза

Каково же наше положение сегодня? Во-первых, русская советская культура конца XX века утратила инструменты и навыки для войны «образов будущего». Мы не только проиграли эту войну, но и отравили свой организм внедренными нам вырожденными образами-вирусами. Без излечения мы не выберемся из той экзистенциальной ловушки, в которую угодили в 90-е годы, но излечение идет очень медленно. Поражение этой части нашего общественного сознания является системным.

Во-первых, предвидение требует мужества, недаром Кант считал, что девиз разума — Aude saper («имей отвагу знать»). Это мужество подорвано у нескольких поколений. A.C. Панарин трактует этот большой сдвиг в сознании как «бунт юноши Эдипа», бунт против принципа отцовства, предполагающего ответственность за жизнь семьи и рода. Начатый с распродажи страны «праздник жизни» затянулся сверх меры. Созревают угрозы, но их не желают видеть и слышать. Будущее идет к нам шагами Каменного гостя.

Общество без рефлексии не имеет будущего. Первым шагом к общему кризису у нас и стало отключение памяти и порча инструментов рефлексии. Это изменение в конце 80-х годов было массовым и поразительным по своей моментальности— как будто кто-то сверху щелкнул выключателем. Произошел сдвиг от реалистического мышления к аутистическому. Цель реалистического мышления — создать правильные представления о действительности, цель аутистического мышления — создать приятные представления и вытеснить неприятные, преградить доступ всякой информации, связанной с неудовольствием. Наши реформаторы и часть среднего класса впали в крайнее состояние — грезы наяву. Исходя из социального запроса этой «элиты» и фабрикуются нынешней апокалиптикой в лице политологии и футурологии приятные образы будущего.

Но ведь и оппозиция реформам создает образы будущего вовсе не реалистические. Они трагичны, но иррациональны — и потому люди не верят даже верным частям этих образов. Часто говорят о «гибели России», но когда спрашиваешь, что конкретно под этим понимается, ответа нет. Об этом как-то не думают. Но ведь не может Россия исчезнуть с лица земли, речь идет о смене тех форм, в которых она пребывает сейчас. Надо представить наш «путь в отступлении», иначе оно будет совершенно неорганизованным.

2007 г.

Надежного прогноза состояния России после 2008 г. быть не может. О будущем ведутся переговоры, но закрытые. Будем исходить из того, что наша правящая верхушка обеспечит преемственность власти. Действительно, глупо было бы менять коней на нашей вечной переправе. Кого запрячь в нашу телегу — Ясина с трепетной Новодворской? Разве они удержат смертность русских в заданном оптимальном интервале?

Значит, в первом приближении можно считать, что вектор и темп событий после 2008 г. кардинально не изменятся. Образ мысли и действий власти в главном останутся теми же, а свойства «народных масс» еще более инерционны.

Но формула вопроса «Какой будет Россия после 2008 г.?» неверна в принципе. России как единой сущности сейчас нет, есть арена противоборствующих сил. Система эта подвижна, в ней мало порядка и много хаоса. Лучше поставить вопрос так: какова будет «карта» расколотой во многих плоскостях России, как меняется расстановка сил и их «окраска»?

Надо отказаться и от привычного определения векторов главных сил как правых и левых. Эти слова принесены к нам давно и издалека, смысл их уже на наших глазах не раз сменился. Вернуться к истокам смысла — тоже мало проку. Исторически левые — те, кто подрывает порядок и сеет хаос (с целью установить свой, «новый» порядок). Правые, напротив, — партия порядка. Когда левые за социальную справедливость, а когда за свободу наживы — зависит от порядка, который они ломают. Если на дворе капитализм, они за трудящихся, если советский строй, они за буржуа. Совсем людей запутали. Коммунисты даже говорят, что «они левые, но дело их правое».

От путаницы в понятиях много бед. Как понять, что в Гражданской войне социалисты-революционеры и марксисты-меньшевики воевали против большевиков, которым помогали генералы-монархисты Брусилов и Куропаткин? А дело в том, что либералы-кадеты, эсеры и меньшевики были в России левыми. А широкий фронт правых включал в себя всех, кто стоял за российский порядок — с его патернализмом, самодержавным государством и семьей народов. И ядром мировоззренческой матрицы части правых был общинный крестьянский коммунизм, к которому после 1907 г. примкнули и большевики. Монархия не устояла — дальновидные правые стали поддерживать большевиков. Поэт крупной буржуазии Брюсов воскликнул: «И вас, кто меня уничтожит, встречаю приветственным гимном».

Так большевики восстановили империю (и еще много чего). А для тогдашних левых что Российская империя, что советская — «империи зла». Так и сейчас, левые и правые — это характеристики момента, а не отношения к главным ценностям. Революционер, сокрушивший тирана и установивший справедливый порядок, обязан превратиться в правого, защищающего этот порядок. Если он остается левым, «перманентным» революционером, то будет отторгнут. Обществу надо жить, а революция — это крайняя мера, спасение через катастрофу.

Так зачем нам рассуждать в понятиях «правые-левые»? Больше пользы от «карты», полюса которой — фундаментальные ценности. Их иерархия — тоже предмет спора, но он проще. Тут люди собираются согласно своим представлениям о добре и зле, о том, как надо было бы устроить жизнь в России.

Огрубляя, скажу, что население разделилось на две части. Цель одних — переделать Россию в подобие Запада, пусть на его задворках, пусть с потерей культурной идентичности, пусть даже с потерей большинства населения, не способного перенести такую реформацию. Цель вторых — отвести от России эту угрозу, а затем договориться о приемлемом жизнеустройстве. Внутри этой части общества есть шанс компромисса, но с первой частью — нет.

Можно назвать первую силу антинациональной, ибо ее цель — сменить саму матрицу, на которой воспроизводится народ. Вторая сила национальная, ее цель — уберечь культурно-исторический тип народа. Это в интересах большинства и русских, и других народов России. В составе обеих этих сил есть и правые, и левые в их обычном понимании. Антикоммунист Каспаров обнимается с «национал-большевиком» Лимоновым, КПРФ чествует антисоветчика Шафаревича. Союзы непрочные, но задачи решаются в порядке поступления.

Понятно, что исход этой холодной гражданской войны определяет не численность «живой силы», а вся система боевых средств. «Вестернизаторы» оснащены лучше, за ними деньги, большие интеллектуальные силы, СМИ, поддержка «мирового сообщества». Их утопия яснее, миф Запада добротен, шкурные мотивы эффективны. Но главный ресурс антинациональных сил — расщепленность сознания власти. Ей и хочется постоять за бедную Россию, но Абрамович и Чубайс все же ближе — при всех их недостатках. Так и царское правительство, не могло решиться.

Да и внутренняя слабость «национального» лагеря основательна. Набирает силу противоречие между двумя течениями национализма — гражданским и этническим. Первое стремится вернуть Россию на имперский путь, вновь собрать «семью народов» вокруг русского ядра, второе — снизить статус России до национального государства европейского типа. Расхождения принципиальны.