Новая Ты - Кэролайн Кепнес

Форти подтягивает к бортику свой рюкзак, вытаскивает оттуда бутыль с мутным бурым отваром и делает щедрый глоток. Вот так. Молодец. Хороший мальчик. Отравы много не бывает. Когда он предлагает мне, я не отказываюсь – делаю вид, что пью.

В «Близости» Джуд Лоу предупреждал Натали Портман, что «будет больно», – так там все и обернулось. И до меня вдруг начинает доходить, что так же все обернется и у нас. Лав тоже будет больно, хотя братец ее – редкостная сволочь. Ей будет трудно привыкнуть жить без драмы, без постоянной тревоги, без напряжения. Ни одна стоящая перемена в жизни не дается легко. И Лав, я уверен, эта перемена пойдет только на пользу. Ее перестанут мучить кошмары. Она не будет больше искать брату оправдания после каждой выходки. Ей не придется терпеть его у себя дома и подавлять свои чувства. Сколько новых сил даст ей освобождение и сколько новых прекрасных дел она сможет совершить…

Форти выползает на бортик на животе, как дрессированный дельфин, и снова запускает свой тупой нож в сумку.

– Чистый восторг, – хрипит он. – Чистый.

– Тогда наслаждайся, – советую я. – Оседлай волну.

И желательно как можно скорее.

– Да, круто было бы сейчас покачаться на волнах… А ты, старина, никогда не задумывался, почему волны есть только там, где много воды?

Только псевдофилософских бесед мне сейчас не хватало! Я демонстративно утыкаюсь в телефон, чтобы не слушать его бесконечный монолог, все больше напоминающий бред сумасшедшего. Проверяю электронную почту – новое оповещение от «Гугл». Сердце замирает. Перехожу по ссылке. Открывается статья на новостном сайте Род-Айленда с огромной фотографией Пич Сэлинджер, гораздо более веселой и счастливой, чем при жизни. Ее родители наконец постарались для дочки: улыбку отбелили, глаза увеличили, щеки подрумянили. И решили искать правосудия.

– Волны, – разглагольствует Форти, – они вечные. Что будет, если океан застынет? Что тогда?

Речь его становится нечленораздельной и сбивчивой. Отлично! Значит, развязка близко. Я возвращаюсь к статье, и там меня не ждет ничего хорошего.

В департамент полиции Род-Айленда поступило анонимное заявление по поводу смерти местной жительницы, выпускницы Брауновского университета Пич Сэлинджер. Не раскрывая детали, власти сообщают, что возобновили дело. Версия о самоубийстве признана ошибочной. Тон статьи очень аккуратный и сдержанный, однако суть ясна: полиция ищет убийцу. Черт. Черт! Черт!!! Хуже ничего не придумаешь.

Форти шлепает по воде, создавая волны. Меня уже достал этот гребаный дельфин. Пора кончать с ним и валить отсюда.

Убираю телефон в карман и подхожу к вонючей луже. Форти почти готов. Зрачки закатываются вверх, под веки, куда-то внутрь черепа, где бьется в последних конвульсиях его отравленный розовый мозг. Он уже отходит, но я не могу больше ждать – сидеть тут сложа руки, пока на другом побережье ко мне подбирается полиция.

– Эй, приятель, – подзываю его я. И когда Форти Квинн, богатый наследник, успешный сценарист и конченый наркоман, подплывает, я наклоняюсь и толкаю его голову под воду. Температура источника не меньше тридцати градусов. Солнце палит нещадно. Кажется, что от напряжения сейчас закипит вода, как порой показывают в мультиках. Форти совсем не сопротивляется – не то что Хендерсон. Он слабак. Из его вялого, сморщенного члена вытекает темно-желтая струйка. Я смотрю в голубое небо и жду, пока не прекратятся конвульсии.

Наконец все кончено. Монти Болдуин мертв. Поддельные документы торчат в рюкзаке из белого порошка. Презерватив с чужой ДНК послан мне Богом. Я выпрямляюсь и перевожу дух. На дне чаши поблескивает выпавший столовый нож. Я никогда раньше не пробовал кокаин. Опускаю пальцы в порошок, беру щепотку и вдыхаю. Меня потряхивает. Впрочем, возможно, это просто реакция организма на новый труп.

Сказать Лав правду я не могу – придется врать. Я в аэропорту Лас-Вегаса (там, кстати, тоже полно игральных автоматов), жду рейса до Провиденса, штат Род-Айленд.

Четкого плана у меня пока нет. И, возможно, я совершаю большую ошибку, возвращаясь на место преступления. Однако оставаться в Вегасе и ждать, пока полиция найдет тело Форти, или возвращаться в Лос-Анджелес к Лав и бесконечно гуглить новости по делу Пич Сэлинджер я не могу. Я здорово облажался с той гребаной кружкой мочи и теперь должен исправить свою ошибку.

К тому же, если меня все-таки задержат по обвинению в убийстве этой депрессивной порочной дылды, я предпочел бы, чтобы это случилось там. Как отцы не разрешают детям навещать их за тюремной решеткой, как раковые больные запрещают себя фотографировать, так и я не хотел бы, чтобы Лав видела меня в наручниках.

Набираю ее номер. Разговор не клеится. Она много молчит и часто вздыхает, но трубку не вешает. Приходится то и дело переспрашивать, на линии ли она.

– Да, – отвечает. – А что?

– Просто ты ничего не говоришь.

– А что говорить? Меня замучила тревога. Все валится из рук. И неизвестно, что с братом.

– Прости, я делаю, что могу.

– Искал в «Сизар-пэлас»?

Еще раз пересказываю ей свой путь по казино (естественно, с лакунами и корректировками). Обещаю не бросать поиски.

– Он обязательно объявится, – говорю я.

– Ты где сейчас?

– В казино «Планета Голливуд».

Она вздыхает.

– Форти терпеть не может их столы.

– Знаю. Ты говорила. Но я ищу везде. Или ты хочешь, чтобы я вернулся?..

– Нет! Господи, нет, конечно. Прости, это нервы.

– Ничего, всё в порядке.

Она снова замолкает. На мой рейс объявляют посадку.

– Лав, ты там?

– Ну, конечно, Джо! Хватит спрашивать! Ты сам-то там?

– Я здесь. С тобой. Никуда не ухожу.

Она плачет. Я успокаиваю и жду. Жду, жду… Пускают первых пассажиров. Люди такие свиньи – норовят поудобней распихать весь свой багаж, так что другим потом места не остается. Я нервничаю.

Вдруг всхлипы в трубке прекращаются и раздается смех.

– Смотрю сейчас «Друзей», – тараторит она, – знаешь, ту серию, где…

– Черт! – перебиваю я. – Кажется, вижу его!

Бросаю трубку и несусь к своему терминалу. Конечно, я поступил некрасиво, но разве красиво разговаривать по телефону со своим бойфрендом и смотреть при этом сериал?

Пишу ей: «Прости. Ложная тревога. Люблю тебя».

Отвечает: «Целую».

Мне грустно от того, что она не пишет, как раньше «И я тебя люблю», но ничего не поделаешь – грядут перемены, и лучше подготовиться к ним заранее. Залезаю в Интернет, чтобы узнать последние новости. На сайте появилось интервью с родителями Пич. Ее мать Флоренс «Пинки» Сэлинджер, заматерелая версия дочери с более крупными губами и широкими плечами, заявляет: «Я много раз говорила полицейским, что моя дочь суицидальными наклонностями не страдала. Возобновление дела утешает. Однако тот факт, что власти отказывались проводить расследование, пока не поступило анонимное заявление, вызывает серьезную тревогу». Стерва вздыхает. У нее нет души. Неудивительно, что Пич выросла такой гадкой. «Печально, когда пренебрегают материнскими инстинктами. Теперь мы уверены: убийца нашей дочери не избежит суда».