Секта - Иван Булавин

Они стояли, застыв в ожидании. Путь в мир должен был открыться, они ждали этого тысячи лет. Я вздохнул, надо было что-то делать. А что?

Тут я вздрогнул. Моего плеча коснулась чья-то рука. Обернувшись, я увидел ещё одного вымершего человека. Или не человека. Я уже видел таких, именно они гоняли уродцев, именно они заставили их спрятаться в предметах.

— Ты пришёл… — говорил он по-русски, но голос был глухой, словно он находится в километре от меня. — Ты должен сделать это.

— Должен? — я растерялся. — Должен сделать что?

— Отпусти их, — голос его был просительным, видно было, что приказать мне он не может. — Им нет места в вашем мире, не стоило тревожить их, они должны уйти.

Как будто я их потревожил.

— Как это сделать? — спросил я.

— Ты знаешь, — каждое слово давалось гуманоиду с великим трудом, выглядел он тяжело больным, хотя и не был прозрачным, как другие. — Ты знаешь.

— Имя? — спросил я. — Произнести имя наоборот? Но я не знаю их имён.

— Возьми, — из мутного воздуха возникла металлическая пластинка, золотая или из начищенной бронзы. — Здесь их имена. Ты поймёшь.

Имена были написаны не по-русски, но я отчего-то их понимал. Знал, как звучат эти имена на древнем языке, от которого уже не осталось даже воспоминаний. Я попутно пытался произнести их наоборот. Поначалу не получалось, голова после полученных травм отказывалась работать. Но я справился. Просто подходил к очередному, читал светящуюся надпись на табличке, а потом.

— Адарах, — полупрозрачный гуманоид растворился в воздухе, а попутно я увидел, как в реальном мире разлетелся в пыль каменный подсвечник, а один из адептов вспыхивает ярким оранжевым пламенем и рассыпается пеплом. Это и было то самое очищающее пламя. Жаль, месье Гийом не видит.

Я сделал шаг дальше. Засветилась новая строчка.

— Думу, — сказал я, ещё минус один, и стеклянная чаша испарилась вместе с человеком.

Я шагал дальше, исчезали чудовища, исчезали их вместилища в мире людей, сгорали заживо адепты. Когда я назвал последнее имя, испытал облегчение, словно с души моей свалился огромный камень. Я сделал всё. Всё, что хотел, о чём мечтал, к чему толкали меня ночные кошмары и чувство вины.

— Осталось последнее, — произнёс союзник.

— Что? — не понял я.

— Меня, я тоже должен уйти.

— А самостоятельно? — я удивился. — Или тоже нужно имя произнести?

— Я не должен был появляться здесь, — он грустно опустил голову, но даже так был выше меня. — Мне пришлось, теперь я не смогу уйти так просто.

— Имя? — спросил я.

Одним сверхчеловеком больше, одним меньше. Раз он сам просит, почему бы не развоплотить его.

— Ирисорг, — назвался он.

— Гросири, — ответил я.

Он умирал иначе, его не растворило в воздухе, не разнесло в пыль, кожа его начала трескаться, сквозь неё прорывался свет. Потом оболочка слетела, словно облупившаяся краска, а свет, собравшись в облако, улетел в небо. Всё вокруг потемнело, где-то в темноте слышались крики чудовищ и человеческие стоны, звёзды в небе плясали, постоянно меняясь местами, а потом исчезло всё.

Я очнулся на берегу реки. Трава, речная галька и тихо журчащая вода. Стоял туман, а в тумане, где-то далеко слышался плеск. Лодка? Точно, кто-то гребёт. И звук этот приближался.

Минут через пять показалась лодка. Та самая. Лодочник, укрытый с головы до ног плащом, а рядом с ним стояла ещё одна фигура. Небольшого роста, худощавая, она стояла лицом ко мне, в глаза бросались длинные светлые волосы. Я едва не упал в обморок, но сделать это, находясь в призрачном мире, было проблематично. Лена, моя Лена, пришла сюда из царства теней.

— Привет, Максим, — лодка ткнулась носом в берег, а маленькая фигурка моей жены, одетая в лёгкое белое платье, спрыгнула на прибрежный песок. — Я ненадолго, мне сюда нельзя.

Я протянул руки, чтобы обнять её, но она отстранилась.

— Нельзя этого, ничего нельзя, только говорить.

— Говори, — с радостью откликнулся я, довольный тем, что слышу любимый голос.

— Спасибо тебе, — сказала она, улыбнувшись той улыбкой, за которую я её и полюбил. — Не за месть, месть никому не приносит счастья. Ты уничтожил зло, изгнал его из мира живых, где им не место. Ты спас тысячи жизней, тех, кого они не успели погубить. За это моя тебе благодарность. И ещё: ты мне должен пообещать.

— Всё, что угодно.

— Я знаю, ты хотел умереть, жил только ради мести. Я хочу, чтобы ты мне пообещал. Ты останешься жив, женишься, проживёшь долгую жизнь и воспитаешь кучу детей. Маша — отличная девушка, с ней тебе будет хорошо. Обещаешь?

— Обещаю, — выдохнул я.

— Поцелуй меня, — попросила она.

Я потянулся к ней губами.

— Нельзя, — прошипел лодочник, но было поздно. Её губы обожгли меня могильным холодом, а следом всё вокруг потемнело, и я получил удар по голове.

Поначалу грешил на лодочника. Мы нарушили запрет, а он, видя, что словесные увещевания силы не имеют, приложил меня веслом. Потом понял, что лодочник тут ни причём. Я снова был в реальном мире, голова болела от удара о камень, а ударился я потому, что меня тащили. Кто-то грубо и бесцеремонно тащил меня за воротник. Подо мной был песок, а в песке временами попадались камни, об них-то я и бился головой. Но боль в затылке быстро забылась, уступив место новой боли. Внезапно я осознал, что всё моё тело представляло собой сплошной ушиб, изредка переходящий в переломы.

— Хватит, остановись, — попросил я.

Это подействовало, меня действительно перестали тащить, отпустив воротник. Тут я сообразил, что так и лежу с закрытыми глазами, хотя снаружи, вроде бы, стало светло. Надо бы ознакомиться с окружающей обстановкой.

Открыв глаза, я обнаружил себя рядом с машиной. Неподалёку лежала Маша, вся в крови, синяки под обоими глазами, она была без сознания, но дышала ровно. Жить будет. Чуть дальше обнаружился Павел Сергеевич. Выглядел тот ещё хуже, сразу постарев лет на десять. Рука его висела на косынке.

— Нельзя было аккуратнее тащить? — проворчал я, ощупывая затылок. — Одно сотрясение на другое — это не то, что мне нужно.

— Как будто я тебя тащил, — отозвался старик таким голосом, что становилось ясно, он здесь не замешан, он даже встать не может. — Меня самого тащили.

— А… кто? — спросил я.

Он кивнул мне за спину. Там, вывалив язык и тяжело дыша, сидел виновник торжества. Пёс был сильно побитым, кое-где отсутствовала шерсть, на морде запеклась своя и чужая кровь, но по глазам видно было, что он зверски доволен собой. Чижику хватило ума не соваться в пекло, пока там шла война, а потом, когда потусторонние сущности исчезли, он немедленно организовал спасательную операцию силами себя одного.