Выбраковка - Олег Дивов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гусев пил осторожно, но все равно ему прижгло разбитую губу, и он поморщился.
– Ты обалденно вел себя на допросе, – заметил Данилов.
– Это как? – не понял Гусев.
– Достойно. Так довести этих козлов до белого каления…
– Да ты-то откуда знаешь?!
– Они все писали на видео. С самого начала.
– Черт побери! – Гусев аж подскочил на кровати. – И где пленка?
– Забрали. Приехал человек от некоего Гусева и забрал. Что, не надо было отдавать?
Гусев на миг задумался.
– Ну, отчего же… – сказал он. – Может, так даже к лучшему. Пусть ознакомится. А я там ничего такого… В смысле, уболтали они меня или нет?
– Нет, успокойся.
– Ты видел?
– Не видел, они сказали. Точнее, один из них. Я все по науке сделал – давил того, который посильнее. И второй сломался. Правда, не раньше, чем я первого убил. Все-таки удивительное существо человек! Знает ведь, что это старый метод армейских разведгрупп и второго «языка» тоже обязательно кончат! Но все равно начинает говорить.
– Данила. – Гусев лег на бок, поворачиваясь к Данилову лицом. Против ожидания, тот не отшатнулся. Гусев на его месте не выдержал бы – пару часов назад он добрел до ванной и опасливо посмотрел в зеркало. После чего зарекся это делать на месяц вперед. – Слушай, дружище… Ты же выяснил, чего они от меня хотели?
– Да… Кажется, выяснил. Странная история, Пэ. Только учти – что бы я такого ни узнал, мое отношение к тебе не изменилось. И никогда не изменится. Усек?
– Этот «язык» сказал тебе, что я по утрам пью кровь христианских младенцев?
– Приблизительно.
– То есть? – насторожился Гусев.
– Понимаешь… Так странно… У них было две задачи. Первая – как следует тебя помучить. Наверное, хотели потом отослать пленку туда, куда она в конечном итоге и попала. Чтобы твой старик был посговорчивее.
– Это-то очень хорошо, – сообщил Гусев.
Данилов покачал головой и что-то неразборчиво промычал.
– Чего еще? – спросил Гусев. – Всякие малявки будут учить меня, как устраивать семейные дела?
– Ни в коем случае. Прости. Я только подумал – не было бы инфаркта…
– Этот старый хрыч сделан из железобетона. Скорее у тебя инфаркт будет. Ну и что дальше?
– А дальше… А дальше им было приказано узнать, кто настоящий автор «Меморандума Птицына».
– А я-то тут при чем? – автоматически спросил Гусев.
– Ну… Не знаю, – замялся Данилов.
– Нет, ты скажи, при чем тут я?
Данилов поднял на Гусева честные-пречестные глаза и очень тихо сказал:
– Вот и я думаю – при чем здесь ты, Гусев?
– Что это значит – «настоящий автор»? Я же тебе рассказывал…
– Заткнись, Пэ, – ласково попросил Данилов. – Думаешь, я тебе не верю?
– Подозреваю.
– А вот я хочу тебе верить, – произнес Данилов с нажимом. – Раньше верил и дальше хочу. И что бы ты мне ни сказал теперь – я буду верить.
– А тебе очень хочется знать правду? – спросил Гусев агрессивно.
– Наверное. Может быть. Все-таки интересно, кто это придумал. Это ведь не была коллективная идея, что бы там ни говорили. Такое мог придумать именно один человек.
Гусев почувствовал, что охватившая его внезапно злоба прошла.
– А какой это был человек, как по-твоему? – спросил он мягко.
– Очень несчастный, – сказал Данилов уверенно. – И обозленный на весь мир.
– Совершенно неспособный принимать действительность такой, какая она есть… – подхватил Гусев.
– Да-да. Вот именно. Он хотел все изменить.
– Хотел сделать мир чистым и справедливым. Хотя бы в одной стране. Хотел создать единое общество, не разорванное, как обычно, на бандитов и людей, а цельное. Уничтожить основу преступности – ее воспроизводство. Дело ведь не в экономике, Данила, не в уровне жизни.
– Понятное дело, не только в ней…
– Да, не только и не столько. Воровать начинают с голодухи. Но это не значит, что, когда жизнь выправится, человек, который таскал с поля в карманах пшеничные колосья, обязательно начнет подламывать хлебные ларьки. Многие готовы стянуть то, что плохо лежит, когда жизнь берет за глотку. Но они не становятся от этого закоренелыми преступниками. А вот если тебя с детства научили, что работать глупо, потому что можно отнять, украсть… Кто научил?
– Тот, кто всю жизнь только это и делал, – подсказал Данилов.
– Вот именно. Знаешь, меня всегда ужасала история так называемых ссученных воров, которые пошли воевать в штрафные батальоны. Оказалось, многие из них потом стали даже офицерами, вернулись домой в орденах. Но на гражданке выяснилось, что они как до войны ничего не умели делать, так и теперь не могут. Предмета тяжелее чужого «лопатника» в руки не брали никогда. Разве что оружие. И все они очень скоро опять занялись прежним ремеслом.
– Естественно. А мы с тобой чем всю жизнь занимаемся?
Гусев оторопело умолк.
– Ты не сбивай меня, – попросил он. – Хотя, конечно, да… Это-то и есть самое жуткое. Но мальчишки, которые видят нас с тобой на улице, вряд ли станут выбраковщиками. И никогда не станут ворами. А тогда пацаны смотрели на гадов и думали – почему я в дерьме живу, а урка по ресторанам гуляет? Так и родилось новое воровское поколение. Даже политические… Впрочем, не важно. Теперь вспомни, что здесь творилось в девяностые годы. То же самое. Нищая страна, толпы безработных – и мимо едут бандиты на «Мерседесах». Процесс нужно было остановить, понимаешь? Обрубить, пресечь, обрезать, переломить ситуацию в корне. И не только один Птицын думал – как? Многие думали. Но именно он построил и обосновал схему. Очень жестокую, но и очень справедливую. Далеко не идеальную. Но ведь она сработала?
– Конечно, – закивал Данилов. – Конечно, сработала.
– Мы это сделали?
– Ну разумеется.
– Так в чем проблема?
– Да ни в чем. Не заводись, Пэ.
– А я и не завожусь. – Гусев взял стакан и отхлебнул. – Просто обидно бывает иногда. Такие интонации звучат – как будто мы впустую работали.
– И вовсе даже не впустую! – обиделся за выбраковку Данилов.
– И на фига этим уродам знать, кто автор птицынских заметок?
– Это ведь контрразведка, Пэ. Мало ли чего они задумали. Может, хотели все на ЦРУ свалить. Найти разработчика и представить его как агента мирового империализма… Хотел бы я познакомиться с этим Птицыным. Хотя бы посмотреть, какой он был, – пробормотал Данилов, глядя под ноги. – Жалко, уже не получится.
– Его звали Лебедев, – сказал Гусев. – Лебедев Павел Леонидович. И ты прав, Данила. Этого человека больше нет.