Мор - Лора Таласса

Женщины тем временем начинают нервничать. Я подозреваю, что эта сцена представлялась им немного иначе.

– А цена? – не отступает Мор. – Что ты хочешь за этих женщин?

Я настораживаюсь. Надеюсь, всадник не всерьез рассматривает это предложение?

Иезекииль поднимает глаза. Они горят алчным блеском.

– Я надеюсь, что ты пощадишь нас, – его рука взмывает над людским морем, – самых преданных твоих приверженцев.

Всадник внимательно изучает толпу.

– Хм.

Пророка, кажется, приводит в восторг задумчивость Мора.

Наконец, взгляд всадника вновь падает на Иезекииля.

– Ты взял на себя немалую смелость, дерзнув задержать меня, – голос Мора звучит спокойно.

Лицо Иезекииля вспыхивает.

– Что касается сделки, – продолжает всадник, и его голос становится жестче. – Ты предлагаешь мне трех человек в обмен на сотни. Ты считаешь меня глупцом?

Впервые с момента нашей встречи пророк теряет уверенность.

– Н-нет…

– Эти женщины стали бы для меня обузой, не более того, – Мор не дает ему вставить слово. – Ты, как и большинство смертных, должен бы уже узнать к этому времени, что я не могу спасать. Я могу только убивать.

От его слов меня пробирает холодом.

– Если вы верите в Бога – а мне кажется, вы верите, – продолжает всадник, – я бы посоветовал вам молиться Ему. Он единственный, кто может спасти всех вас.

– Намерения Иезекииля мне понятны, – нарушает тишину всадник, когда пророк и его люди остаются далеко позади. – Многое в этом мире возмущает меня, но не это.

Так он понял, что женщины предназначались ему как сексуальные рабыни.

И как раз тогда, когда всадник почувствовал вкус к женскому телу…

Видимо, до Иезекииля дошли слухи, что Мор держит при себе заложницу, на которую не действует Лихорадка. Вот он и решил, что, если предложить еще несколько женщин, то можно за это выторговать жизнь для своих последователей.

Наверное, считал себя очень умным.

Мы быстро минуем следующие несколько городишек, лишь раз остановившись на заправочной станции, чтобы я могла сходить в туалет, а Мор прихватил в магазине палатку и кое-какие припасы.

Думаю, сегодня ночью мы снова остановимся на природе.

И, конечно, стоит дню подойти к концу, небеса решают подарить нам еще один ливень с ураганным ветром. Как будто ночь в палатке сама по себе не гадость.

К закату над палаткой уже вовсю хлещет разошедшийся дождь, а она даже не водонепроницаемая и вскоре начинает протекать по швам. Струйки стекают в раскисшую землю. Хлипкая постройка трясется на ветру и шатается, как бумажная.

Мы с всадником лежим в темноте в обнимку.

– Ну что ж, это развлечение, – говорю я.

Мор усмехается.

– Это не самая худшая наша ночь.

Действительно, бывало и хуже. Такие мысли окончательно наводят тоску.

Во мраке я ничего не вижу, но чувствую его тепло.

– Бедняжка Джули, – вздыхаю я.

Лошадь до сих пор где-то бродит. Как только мы остановились на привал, Мор похлопал ее по крупу, и она потрусила к ближайшему лесу.

– Мой конь бессмертен. Уверяю тебя, с ним все в порядке, – дыхание всадника щекочет мне щеку. – А ты так и не закончила читать мне стихи Эдгара Аллана По.

Он о том утре? Неужели что-то запомнил?

– Ты же не слушал.

– Слушал, хотя и не уверен, что твой мрачный стихотворец употреблял в своей поэзии выражения вроде «жуткие отморозки».

Я тихо хихикаю в темноте, вспомнив, как отошла от оригинала, чтобы привлечь внимание всадника.

– По был довольно бойким на язык.

– Неужели? – я так и слышу в голосе Мора усмешку. – Расскажи, какие еще удивительные тайны вселенной тебе открыты?

– Ну-у, – тяну я, притворяясь, что обдумываю вопрос. – Среда – самый клевый день недели, но его не ценят по достоинству. Горячая ванна может исцелить практически любой недуг. Самое противное слово на свете – мокрота, а вовсе не отрыжка, как считает моя мама. Этот мир достоин того, чтобы его спасти. А еще – я хочу называть тебя не Мором, а как-то иначе, потому что, как ни крути, имена имеют значение.

Я была настроена на легкую болтовню, не собиралась читать нотаций и – вот, пожалуйста.

Мор застывает рядом со мной.

– Я же не стремлюсь изменить вас, почему же ты все время пытаешься изменить меня?

Потому что ты разрушаешь мой мир.

– Я не могу изменить тебя, Мор, сделать это можешь только ты сам.

– Послушай меня, Сара, пойми: я не меняюсь.

Теперь моя очередь неподвижно замереть в его руках.

Он поворачивается так, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.

– Я только притворяюсь человеком, мужчиной, не более того, – говорит он. – Мое тело не нуждается в пище и воде, мне не нужен ни сон, ни сокровенные плотские тайны. Это лишь забава, я позволяю это себе потому, что позволил себе тебя.

– Ух ты, и это единственная причина? – задаю я дурацкий вопрос.

Да ладно, хорош заливать. Ты балуешься всеми этими вещами, потому что наслаждаешься вкусом еды и крепким алкоголем, наслаждаешься близостью моего тела. Мор, возможно, не человек, но он отчаянно стремится им стать.

– Хватит об этом, – резко (можно порезаться) бросает он. – Знаешь, почему я ношу корону?

По его тону я уже могу сказать, что он хочет причинить мне боль, напугать меня, напомнить, что на самом деле он монстр. Может, сказать ему, что и это тоже вполне человеческая черта? Что мы, смертные, любим отталкивать друг друга и делать больно другим, пытаясь защититься от собственной боли?

– Я первый из Всадников, – продолжает Мор, – и мне надлежит расшатать устои вашей жизни. Твои наивные собратья возомнили, что могут превзойти Бога. Вы что-то изобретали, застраивали землю, а в процессе лишили ее чистоты и забыли, что у мира есть другой Хозяин. Все вы отвернулись от Бога – да-да, даже ты, милая Сара, – и я здесь для того, чтобы заставить вас вспомнить. Я – неприятная правда, состоящая в том, что ваши телесные оболочки тленны, недолговечны, испорчены. Я – напоминание о том, что вы смертны, и о том, что все люди окажутся перед лицом великого и страшного суда, – его голосу вторит гром. – Вот чем я всегда был и чем всегда буду – бессмертным, неизменным.

Он умолкает.

– Все это просто бред сивой кобылы.

Его удивление я скорее чувствую, чем вижу.