Никогда не влюбляйся в повесу - Лиз Карлайл

– Мне очень жаль, месье, – прошептала она.

Лицо Холбурна помрачнело, на скулах заходили желваки.

– Я простил ее сначала, – буркнул он, повернувшись к Камилле. – Вы знали об этом? Или она вам так ничего и не сказала?

– Нет, месье, – Камилла опустила глаза. – Мама об этом не говорила.

Единственная рука старого лорда сжалась в кулак.

– Валиньи не оставил мне другого выбора, кроме как вызвать его на дуэль, – проворчал он. – Я привез Дороти домой. Чтобы мы могли начать все снова. Переждать тут, пока стихнут сплетни, которые неизбежно вызовет эта дуэль. Поверьте, я действительно простил ее. Я так ее любил! А она… даже тогда она думала только о Валиньи. Умоляла меня пощадить его.

– Мама даже представить себе не могла, что он выстрелит первым, – сочувственно улыбнулась Камилла.

– Выстрелит первым?! Он?! – Холбурн, отшатнувшись, вытаращил глаза, словно не веря своим ушам. – Какая чушь! У меня была репутация отличного стрелка – я бы просто не позволил ему этого сделать. Нет, моя дорогая, я выполнил просьбу Дороти. Я выстрелил в воздух…

– Вы – что?!

– Я выстрелил в воздух, – медленно повторил лорд Холбурн. – А потом этот мерзавец поднял пистолет и хладнокровно всадил в меня пулю.

– Боже! – Ошеломленная Камилла рухнула в кресло. Ничего более позорного даже представить было нельзя.

Стрелять в безоружного? В человека, настолько великодушного, что он нашел в себе силы простить того, кто нанес ему смертельную обиду?! По закону чести такому нет прощения.

– Вы… ваша рука?.. – едва слышно прошептала Камилла. В лице ее не было ни кровинки.

Холбурн угрюмо кивнул.

– Пуля задела артерию, – объяснил он. – Врачи ничего не смогли сделать. Я был на волосок от смерти. А Дороти… Дороти вместе с Валиньи бежала во Францию…

Камилла с трудом сглотнула – в горле у нее пересохло.

– Какое безумие! – прошептала она.

По-видимому, граф понял ее слова иначе.

– А разве у меня был выбор? – возмутился он. – Убей я его, как он заслуживал, мерзавец отправился бы на тот свет с нимбом мученика вокруг головы… эдакого романтического героя, дьявол бы его побрал! И Дороти никогда бы не простила мне этого. Я не мог выйти из этой дуэли победителем. Сейчас я это понимаю.

Он был прав. Камилла, не в силах поднять на него глаза, мечтала только об одном – провалиться сквозь землю. Она попыталась что-то сказать… и не смогла.

Лорд Холбурн подошел к ней.

– Но все эти годы, леди Ротуэлл, я спрашивал себя…

– О чем?

– Почему ваша мать так и не вышла за него замуж? – севшим от волнения голосом проговорил он. – Разве не этого она хотела? Я ведь дал ей развод. Бог свидетель, я дал ей свободу. А она… почему она?..

Камилла облизнула пересохшие губы.

– Валиньи тоже был разведен, – прошептала она. – Он обманул ее, сказал, что церковь не даст ему разрешения жениться вновь. Матап узнала, что это была ложь, только много лет спустя. Это стало для нее… последним ударом.

Да, последним ударом, уничтожившим ее любовь к Валиньи… уничтожившим всю ее жизнь. Но если Камилла рассчитывала увидеть в глазах лорда Холбурна торжество, то ошиблась. В его лице не было ничего, кроме жалости.

– Значит, она поняла, – хрипло выдохнул он. – Под конец она все поняла. Наши жизни – моя, ваша, ее собственная – были сломаны. Все пошло прахом. А ради чего? Ради пустого адюльтера…

Камилла отвела глаза в сторону.

– Думаю, именно это и свело ее в могилу.

Холбурн рухнул в кресло.

– Стало быть, она умерла? – глухо спросил он. – Я, конечно, догадался по вашим словам, что ее больше нет…

– Да, месье, – тихо проговорила Камилла. – Она умерла. – Лорд Холбурн молчал. – Месье?

Перед ней был сломленный человек. У него не было сил даже поднять на нее глаза.

Камилла так и ушла, оставив его сидящим в кресле: устало ссутулившись, лорд Холбурн уставился куда-то невидящим взглядом. Она попрощалась – но он, казалось, не слышал ее.

Когда лорд Ротуэлл наконец вернулся из Суррея, время уже близилось к обеду. Конечно, он сделал глупость, вбив себе в голову, что сможет обернуться за один день. Остановив фаэтон перед домом на Беркли-сквер, барон бросил поводья и спрыгнул на землю, надеясь в этот раз проделать это с большей грацией, чем в Селсдон-Корте. Изо всех сил стараясь держаться прямо, он сунул поводья подбежавшему лакею и с трудом взобрался на крыльцо – чтобы в дверях столкнуться с поджидавшим его Трэммелом.

– Милорд. – Дворецкий испуганно отшатнулся. – Позвольте заметить, что выглядите вы…

– Потом. – Отстранив его в сторону, Ротуэлл поморщился. – Где моя жена?

Трэммел вслед за ним засеменил к лестнице.

– К чаю приезжала леди Шарп, – объяснил он. – Она уговорила леди Ротуэлл отобедать у нее на Ганновер-стрит.

Плечи Ротуэлла устало поникли. Господи помилуй… ему казалось, он вот-вот умрет. Он хотел видеть ее. Он нуждался в ней. Покачнувшись, Ротуэлл медленно двинулся по пустому, точно вымершему дому, прислушиваясь к гулким отзвукам своих шагов. Звукам пустоты и одиночества. Еще одно свидетельство того, во что превратилась его жизнь.

Неужели уже слишком поздно, и для них с Камиллой все кончено?

И в этот момент волна ослепляющей боли вновь нахлынула на него – охнув, Ротуэлл согнулся вдвое. Стены коридора надвинулись на него с двух сторон, перед глазами все поплыло.

– Иисусе! – прохрипел он, судорожно вцепившись рукой в перила.

– Милорд! – подоспевший Трэммел подхватил его сзади. – Вам нужно лечь в постель.

Ротуэлл, заставив себя разогнуться, оттолкнул дворецкого.

– Принеси мне бренди! – просипел он. – Проклятие… не вздумай изображать из себя сиделку, Трэммел! Я сам в состоянии добраться до кровати…

Но тварь, глодавшая его изнутри два последних дня, с каждым мгновением набирала силы. Прошлую ночь в Селсдоне Ротуэлл ни на секунду не сомкнул глаз и к утру настолько ослаб, что едва смог проглотить крошечный кусочек тоста.

К его удивлению, Трэммел категорически отказался принести ему бренди, и Ротуэлл очень скоро убедился, что спорить с ним бесполезно. Вместо этого дворецкий молча и быстро делал то, что обязан был, по его мнению, сделать: разобрал постель, стащил с барона сапоги, помог ему переодеться в чистую рубашку. Возможно, Трэммел лучше его самого догадывался, что за этим последует: не прошло и часа, как у Ротуэлла началась кровавая рвота, что еще удесятерило его муки. Когда приступ закончился и жгучая боль, разрывавшая его внутренности, слегка притупилась, совершенно обессиленный Ротуэлл рухнул в постель. Чин-Чин, положив узкую мордочку на лапы, испуганно таращился на хозяина.