Честь взаймы - Людмила Астахова

– Что там у вас? – спросил деловито Росс. – О!

Он несколько минут задумчиво изучал Личину, при этом хмурясь, щуря глаза и кусая внезапно пересохшие губы. Ему тоже не понравилось увиденное.

– Я бы на вашем месте, Фэймрил, не стал бы и лишнего мгновения доверять этому человеку, – вынес Росс свой вердикт. – Я бы бежал от него куда подальше.

«Поздно бежать. Слишком поздно. Даже если гнать станет прочь – не убегу».

– Но это тоже вы, милорд.

– Значит, мой жизненный опыт и память не самые лучшие в подлунном мире, – отрезал он. – Но они – опыт и память мои, они принадлежат по праву только мне, и я хочу получить все это обратно. И я получу.

Он получит. Теперь Фэйм отчего-то совершенно не сомневалась – он получит все и сполна. И любой ценой.

– Поздно отступать, моя дорогая мистрис Эрмаад.

Сказал тем же тоном, которым, должно быть, отдавал приказания своей Южной армии, стоя на холме Эгрейс. Газеты писали, что позиция была настолько удобна, что артиллеристы вражеских расчетов могли видеть маршала Джевиджа сидящим на лошади, но он все время оставался вне досягаемости орудийных залпов. Помнится, Фэймрил очень сожалела о недостаточной дальнобойности кехтанских пушек.

«Наверное, подумал, что я не хочу возрождать к жизни такого человека, – подумала она отрешенно. – А я хочу?»

И сама же ответила:

«Я хочу, чтобы он вернул свое детство, юность, молодость, чтобы воскресла его память о родителях и о первой влюбленности, чтобы ожили воспоминания о победах и поражениях, о людях и странах. Этого нельзя лишать никого, даже такого человека».

Вещица бросилась в глаза внезапно, как будто пряталась до поры до времени под шапкой-невидимкой. Только что глаза Фэйм скользили по ровным рядам фолиантов, игнорируя названия и не замечая богатства иных переплетов, и вдруг резкий внутренний толчок, от которого закружилась голова и внизу живота разлилась тупая ноющая боль, совсем как во времена девичества.

И разливается за грудиной жидкий огонь нечеловеческого страха, тот самого, который испытывают, должно быть, пленники, упущением ВсеТворца очутившиеся во власти жестокого палача. Ничто не может отвратить боль и ужас пытки, и ожидание муки еще страшнее, а смерть не слышит отчаянной мольбы об избавлении.

Нет спасения, нет его. Не проси о пощаде!

Хладный блеск остро наточенного скальпеля, жар раскаленного клейма, свист плети…

– Фэйм, что с вами?! Что вы увидели?

– А?

Стоять возле книжного шкафа, а потом вдруг обнаружить себя лежащей на кушетке несколько неожиданно. При том что Росс Джевидж, похоже, смертельно напуган и не скрывает этого. Его пальцы едва заметно дрожали, когда он осторожно вытер платком тоненькую струйку слюны, вытекшую у Фэймрил из угла рта. Словно у совсем маленького или умственно отсталого ребенка. Тут бы устыдиться, но все чувства женщины притупились, раздавленные мощным магическим ударом.

– Вы словно остекленели. Вспомнили что-то?

Фэймрил тщательно сосредоточилась, но в голове стоял сплошной туман, мутный водоворот отвратительных ощущений, без проблеска мысли. Никаких воспоминаний, кроме отголоска боли где-то чуть ниже пупка.

– Не-ет, но я, кажется, нашла…

Язык ворочался медленно, и получилось как-то неуверенно, но Джевидж сразу поверил.

– Где? – вскинулся он.

Вдова махнула рукой в сторону кожаных книжных корешков с золотым тиснением, стараясь даже не глядеть в том направлении, чтобы желчная горечь снова не наполнила рот.

– Там ничего нет!

– Протяните руку, милорд, там иллюзия, – прошелестела женщина, борясь с подступающей тошнотой.

«Интересно, каково это – держать в ладони собственную память?»

А было это крайне неприятно, но странно, если не сказать – забавно. Ничего пугающего и тревожащего воображение. Ажурная раковина, только в отличие от домика моллюска сделана из стали, размером с кулак взрослого мужчины. Тысячи крошечных дырочек, соединенные в тончайшие узоры, почти письмена – она выглядела скорее оригинальным украшением, чем волшебным артефактом. Не было в ней заключено ни диковинных механизмов, ни драгоценных камней, и на ощупь штуковина не отличалась от любого другого металлического предмета, разве только весила, словно кусок золота.

– Надписи «Память Росса Кайлина Джевиджа» не нашлось, но это она и есть, – уверенно заявил он и по-простому сунул добычу в карман. – Ну а теперь пора уносить ноги, пока нас не застукали. Вы можете идти?

– Могу.

Была бы возможность, Фэйм вылетела бы в окно, точно голубица. Чем скорее сбежать из этого дома, тем лучше.

Его высокопревосходительство гордо прошествовал вниз, обращая на слуг не больше внимания, чем на ковровую дорожку под ногами.

За это время у Фэйм несколько раз по спине вдоль позвоночника текли струйки горячего пота. Все-таки она была трусиха из трусих.

– Будут ли у милорда какие-то особые распоряжения? – спросил дворецкий.

На хозяина он почти не смотрел, а вот таинственную гостью разглядывал с головы до ног, по всей видимости теряясь в догадках о ее личности.

– Нет, – надменно фыркнул лорд-канцлер и приказал кучеру, то бишь Кайру, трогаться.

«У нас получилось!» – вспыхнули глазищи мистрис Эрмаад.

Впервые в жизни ей захотелось выпить чего-нибудь покрепче домашней наливки, лучше всего – водки.

– Пожалуй, не мешало бы опрокинуть рюмочку за успешное начало, – лукаво подмигнул Росс, будто подслушав мысли.

Все же страх – это разрушительное чувство, решила Фэйм, оно сокрушает волю и сковывает душу, превращая человека в трепещущее ничтожество, готовое на любое унижение. Когда-то давно бабушка Ииснисса с усмешкой говорила: «Если бы у кошек были руки и крылья, то им бы принадлежал весь мир». Подразумевалось, что и без ловких пальчиков и возможности упорхнуть кошки всегда могут постоять за себя.

«Так вот, если бы женщины были чуть менее трусливыми существами, то очень многое в этой жизни стало бы по-другому», – с грустью думала вдова Эрмаад, пытаясь унять нервную дрожь в пальцах. От мысли о том, как в дом врывается двойник канцлера с магами и застает там незваных гостей, становилось душно и ужасно стыдно за свою природу. Россу, профессору Коринею и даже мальчишке Кайру, кажется, даже понравилось приключение. Глаза горят, смеются, радуются, бурно спорят, а у мистрис Эрмаад до сих пор мокрые от пота ладони и мурашки по всему телу.

– А давайте я теперь попробую посетить свой дом на Садовой, заодно познакомлюсь с родственником Уэна, – сказала Фэйм, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал бодро.

Мужчины тут же смолкли, одновременно повернулись к спутнице и хором воскликнули:

– Нет!