Фаворит Марии Медичи - Татьяна Яшина

– Усекновенная глава? – процедил герцог, глядя как испуганный торговец собирает с брусчатки свечи и бумажные образки.

– Да, ваша милость, – пролепетал тот, вжимая голову в плечи. – Есть образки на бумаге, есть тисненные на бычьей коже, есть серебряные… Есть раскрашенные статуэтки из дуба, – проговорил он еле слышно, не смея опустить глаз под змеиным взглядом герцога.

– Статуэтки? – обронил Эпернон.

– Да, ваша милость! – воспрял духом торговец. – Самые лучшие статуэтки для тонких ценителей, ваша милость!

Он полез в недра своего переносного прилавка и бережно извлек завернутую в замшевый лоскут скульптуру в локоть величиной – Святой Иоанн держал на блюде свою отрезанную голову. Скорбный лик святого вырезан был столь искусно, что стражники притихли, а герцог протянул руку к скульптуре.

Торговец подскочил и с поклоном вручил фигурку, не удержавшись на ногах, когда герцог тронулся с места, задев его стременем. Оруженосец полез в кошель и кинул на брусчатку полновесный золотой дублон.

– Благодарю, ваша милость! Храни вас Мадонна! – торопливо забормотал Ручеллаи, подбирая монету. Он поспешил обратно в город, где остановился в «Мозеле» – самом большом постоялом дворе.

Там его и нашли люди вечером губернатора.

Кабинет губернатора не уступал в роскоши королевскому – но ни флорентийский шелк на стенах, ни потолочные кессоны с росписью, ни драгоценная мебель не привлекли внимания Ручеллаи – все его существо сосредоточилось на фигуре хозяина.

Если бы не проседь в светлой эспаньолке, никто не поверил бы, что Эпернон разменял седьмой десяток. Стройные сухопарые ноги, лицо без морщин, гладкие руки – миньон позапрошлого короля словно презирал время – как, по большому счету, и все в этом мире, и оно не имело над ним власти.

Перед губернатором стояла бутылка анжуйского и статуэтка с Иоанном Крестителем, расколотая надвое. Внутри Иоанн имел полость-тайник, извлеченное оттуда письмо, покрытое скошенными влево строками, покоилось на столешнице.

– Итак, аббат, что же у вас там произошло? – пригубив вина, спросил Эпернон.

– Ваша светлость, дело плохо. Ее величество готова на все, – откровенно сказал Ручеллаи, присаживаясь на краешек кресла.

– На все… Так же, как в мае десятого года?

– Я не могу ручаться, ваша светлость, но, по моему скромному мнению – все еще хуже.

– О! Вот куда завели ее соотечественники, – фыркнул герцог, отчего его усы-шнурочки встали дыбом. – Куда уж нам, грубым галлам, до флорентийской утонченности.

– Ваша светлость… – прижав руки к сердцу, привстал Ручеллаи. – Вы…

– Тихо, – Эпернон повертел в руках бокал, еще раз перечитал последние строки и спросил:

– Почему она не обратилась к Буйону? Седан – превосходно укрепленная крепость на самой границе, там можно в полной безопасности жить хоть сто лет.

– Герцог Буйон струсил, – развел руками аббат. – Он послал ее величество к вам, сказав, что больше никому не под силу такой поступок.

– Ну что ж, он труслив, но не глуп, – хмыкнул герцог. Усмешка искривила его губы, но лицо и взгляд остались неподвижны. – Это пощечина королю. Конечно, я на это пойду. Мы выступим на Блуа, как только подвернется подходящий момент.

Войска герцога Эпернона добрались до Блуа к началу февраля.

Начало похода герцог приурочил к свадьбе Кристины – второй сестры короля. Ее выдали за принца Пьемонтского, наследника Савойи. Рассудив, что в предсвадебной суматохе двор не заметит и нашествия Аттилы, Эпернон дал команду выдвигаться сразу после Крещения.

– Раз меня не позвали на эту свадьбу, я тоже не дам им порадоваться, – отреагировала королева и принялась за сборы.

Ларец Марии Медичи, с резными позолоченными накладками и эмалевыми вставками, изображающими героев «Декамерона», двадцать лет назад приехал с ней из Флоренции. Внутри этого изящного и на первый взгляд легкомысленного сооружения таился остов из лучшей толедской стали – невозможно было ни разбить ларец, ни выломать замок. Три раза повернув ключ, королева принялась ссыпать в отделанное шелком нутро драгоценные камни – шелестящую искристую реку из бриллиантов и рубинов. Сполохи света заплясали по стенам, тысячами граней отражая пламя свечей. В дополнение к ценным бумагам, уложенным в потайное отделение, содержимое ларца тянуло на два миллиона ливров.

Увенчав груду рубинов бутылкой шамбертена – столь же кроваво-красного, как лучшие кабошоны, королева закрыла ларец и сочла сборы законченными.

– Лестница готова? – осведомилась она у мадам Гершвиль.

– Да, ваше величество, – присела та в реверансе. – Я положила ее вам под кровать. К сожалению, веревок в потребном количестве найти не удалось, так я сплела ее из простыней.

– Ваших?

– Нет, ваше величество, из простыней моей служанки – полотно для этих целей годится лучше батиста.

Небеленое полотно, кованый крюк на конце – сооружение выглядело достаточно надежно.

– Не манильский трос, конечно, но сгодится. И вы еще спрашивали меня, зачем я взяла с собой это, – почесав крюком макушку, хмыкнула королева. – Не пригодилось Барбену – пригодится мне. Надеюсь, лестница выдержит – и меня, и рубины. Я, наверное, сейчас вешу не меньше бочки с шамбертеном.

Лош… Обросший плющом четырехугольный донжон со стенами толщиной в десять футов – самый древний в Анжу, а может и во всей Франции – неласково смотрел крошечными бойницами на молодого лейтенанта Ги Безериля, который, загнав трех коней, наконец-то достиг цели своего путешествия.

Покрыть в недельный срок путь от Меца до Лоша – это были пустяки по сравнению с целью его миссии: убедить коменданта замка Лош дать кров вдовствующей королеве. Срок – до сегодняшнего вечера. Иначе герцог Д’Эпернон, его сюзерен, сдерет с Безериля шкуру и прибьет к древку в качестве знамени.

Видимо, угроза лишиться шкуры оказалась убедительна не только для ее носителя, потому что изрядно взволнованный комендант Лоша заверил Безериля в своем полном почтении и преданности – а также выразил горячее желание принять на своей территории и ее величество Марию Медичи, и герцога со всеми его вооруженными силами.

На свежем коне, сжевав на ходу лишь ломоть пирога с перепелками, лейтенант Безериль к вечеру был уже в деревне Ле-Льеж – в ставке герцога.

– Итак, комендант ждет нас, – прошелестел Д’Эпернон, изучив вынутое из-за обшлага послание. – Вы были очень убедительны, лейтенант.

– Я счастлив служить вашей светлости! – выпалил лейтенант, срывая с головы шляпу.

– Прекрасно, – блеснул глазами герцог. – Раздевайтесь.

– Ваша светлость? – переспросил лейтенант, уже берясь за завязки плаща.