Хозяйка замка Эдвенч - Полина Ром

в большую, не по размеру, холодную будку выкинула ее Хейзел. Вряд ли старая травница могла спорить с хабалистой сиделкой.

Вечером я с помощью Дебби и улыбающейся Мэри отмыла Белку в теплой воде, выстригла колтуны и, пожертвовав одним из своих гребней, расчесала длинную пушистую шерстку. Собачка была то ли напугана чужим ей окружением, то ли простыла, но на подстилке у камина лежала тихонько, от еды отказалась, только жадно лакала воду и изредка, тихонько подскуливала.

-- Ничего, леди Элиз. Освоится, потом и есть начнет, – утешала меня Дебби. – Нос-то у нее холодный, значит, не больная.

Веревку, на которой она была привязана, я выкидывать не стала. Просто распустила ее на две части потоньше, выстирала и, связав в нескольких местах, сделала некое подобие шлейки. Пусть не слишком красивое, но горлышко у Белки было растерто местами до коростины, а гулять ее нужно выводить.

Мы провозились с ней весь вечер, но она отказывалась идти на контакт.

Вечер мы провозились с псинкой, и травник, написанный теткой Мажиной, я так и не открыла. Решила, что такие вещи нужно читать спокойно, без суеты.

Утром я вывела Белку на прогулку. Сперва она садилась на попу и упиралась, не хотела идти, но я ласково уговаривала ее и, в конце концов, потребность в туалете выгнала ее на улицу. Там она трусливо присела недалеко от крыльца и почти сразу запросилась в дом. Спорить я не стала. Возможно, малышка просто намерзлась и боялась, что ее опять оставят на улице. Все же декоративные собачки не предназначены для такой жизни. Я погладила ее по мягкой шерстке, а она пугливо присела и опять чуть заскулила.

Увы, долго возится было некогда. Оставив Белку с Дебби и наказав покормить ее, я быстро переоделась и отправилась в храм. Конечно, места на скамейках мне не досталось, пришлось стоять у дверей и наблюдать церемонию венчания.

Леди Аделаида выглядела просто прекрасно. Барон провел ее по проходу, устланному ковровой дорожкой, и сдал на руки жениху. Я облегченно вздохнула, подумав про себя, что теперь мадам точно не вернется в замок Эдвенч.

За стол с гостями на свадебный обед меня никто не приглашал, потому я, заехав домой перекусить, захватила Дебби и Белку и сразу отправилась к Мажине.

-- Так и не ела?

-- Нет, леди Элиз, – Дебби огорченно покачала головой. -- Как вы уехали, только к дверям комнаты подходила и принюхивалась. Я уж ей и мяса предлагала, и каши положила в мисочку – даже не посмотрела туда.

Когда я вышла из кареты, в дверях дома, уперев руки в бока, воздвиглась Хейзел, которая хмуро сообщила:

-- Свезли уже на погост. С утречка еще, с раннего.

-- Она… Она ничего не просила передать?

-- Про шавку эту велела напомнить, – Хейзел кивнула на дрожащую у меня в руках Белку. – А более ничего.

Эта женщина Мажина, была мне совершенно чужим человеком. Я даже себе не могу объяснить, почему я плакала, уезжая в карете. Было в травнице нечто такое, что казалось мне важным. Она производила впечатление человека грамотного, независимого. Такие женщины во все времена редкость. Слезы лились сами собой, мне было так жаль и ее, и то, что мы не смогли, не успели поговорить, пообщаться, стать друг другу кем-то…

В руках у меня поскуливала Белка и, поняв, что она замерзла, я сунула ее под плащ, кутая и поглаживая маленькую ушастую головку.

Из воротника плаща, потыкавшись носом, вылезла узкая черная мордочка, и горячий розовый язычок облизал мне соленые щеки…

-- Ничего, малышка, ничего… -- я гладила ее и уговаривала то ли псинку, то ли себя. – Все пройдет, малышка. А через два дня мы поедем домой, у тебя будет своя подушка, я сделаю тебе разные игрушки и познакомлю с хорошей девочкой. Думаю, вы понравитесь друг другу.

Не знаю, что уж там понимала Белка, но весь день она вставала на задние лапки и просилась ко мне на руки, как будто боялась, что и я тоже брошу ее.

Где-то в глубине дома шумели подвыпившие гости и играла музыка, похоже, начались танцы. Радуясь, что мне нет нужды там присутствовать, я нацепила на собачку самодельную шлейку и повела ее на улицу. Она, кстати, запросилась сама, чем еще раз подтвердила мысль, что раньше жила в доме травницы.

На улице чуть подмораживало, и Белка, быстренько сделав свои дела, поднялась на крыльцо, оглянувшись на меня:

-- Идешь?

-- Иду-иду, -- улыбнулась я.

В свете двух факелов, горящих на черном крыльце, глазки поблескивали, белая манишка светилась небольшой проплешиной – оттуда пришлось вырезать колтун. Но в целом она выглядела чуть бодрее, чем днем. Может быть, сейчас уже поест? Я снова улыбнулась -- все же она очень забавная.

Только вот в доме эта забавница, шарахнувшись из-под ног лакея с подносом, вывернулась каким-то образом из шлейки и метнулась в широкий коридор. Я поспешила за ней – не хватало еще, чтобы она попалась кому-то под ноги! Там гости и музыка во всю гремит!

Но туда, к гостям и музыке Белка и не стремилась. Напротив, дала деру по широкому коридору куда-то в левое крыло дома. Я спешила за ней, хотя и понимала, что мы уже на господской половине – везде ковры, в жирандолях горят свечи, да и двери по стенам явно не для прислуги – с резьбой и позолотой.

Добежав до конца коридора, псинка скользнула в немного распахнутые двойные двери и я, нервно оглянувшись, зашла следом в роскошный зимний сад.

Влажный теплый воздух, огромные стеклянные окна, сейчас уже почти черные: наступил вечер. Вдоль каменной дорожки горят в пузатых фонарях свечи. В массивных кадках десятки каких-то крупнолистных растений, кадки установлены на неком подобии газона. В воздухе подвешены плети лиан, рядом весело журчит